Стихи о Юго-Западе

Марина Вирта

В середине 80-х годов поэтесса Марина Вирта написала цикл стихотворений, посвященных Театру-студии на Юго-Западе. Пять из них были опубликованы в журнале «Театральная жизнь» (1986, №20), другие вклеены в рукописный альбом сезона 1987-1988, который зрители сделали для театра. Несколько таких альбомов хранились в литчасти, а в 1992 году вместе с частью театрального архива они были переданы в ЦДНА («Народный архив»).

Стихи Марины Вирты разошлись во множестве списков, в том числе цитировались в дневниках, вошедших в сборник «Глазами фаната». Их переписывали по памяти, что-то порой изменяя или пропуская отдельные строчки.

В этой публикации стихи, напечатанные в «Театральной жизни», взяты непосредственно из журнала, и вся подборка проверена автором. В случае имеющихся различий в текстах предпочтение отдавалось опубликованному ранее варианту — не потому, что он лучше, а потому, что именно опубликованные (в ТЖ и в альбомах) варианты были на слуху и цитировались. Тексты публикуются с разрешения автора.

1.

И вот я привыкаю постепенно
Жизнь постигать не разумом — душой,
И не считать условностями сцены
Приметы одаренности чужой.

И в ореоле силы и отваги
От первого мгновенья до конца
Засветятся в условном полумраке
Черты едва знакомого лица.

И не вздохнуть. Так вот она, реальность,
Надвинулась, закрыла от всего.
Попробуйте, найдите театральность
В движениях и в голосе его.

Но беспощадно звание актера,
И есть одна-единственная роль:
Чужого текста спорная опора,
Чужой наряд и собственная боль.^{[прим. 1]}

2.

Вписаться в поворот судьбы
И равновесья не беречь:
Звучит мелодия трубы, —
И страхи прочь, и тяжесть с плеч.

Ладоням станет горячей
И слезы хлынут из-под век,
Когда в скрещенье двух лучей
Шагнет бесстрашно человек.

Труба поет в его руках,
И он не видит ничего:
И закрадется в сердце страх
Не за себя, а за него.

Я руки вытяну вперед
Вослед слепящему лучу.
Когда мелодия замрет,
Ее я молча подхвачу.^{[прим. 2]}

3.

Не совершим ли мы ошибки,
Когда в неведенье, порой
Чужие слезы и улыбки
Актерской назовем игрой?..

Окно затянем плотной шторой,
И не пробьется к нам тоска...
А как же девочка, которой
Хотелось строить из песка

Дома, вулканы и фигурки
Веселых маленьких зверей?..
Дымятся в блюдечке окурки,
И явь становится острей.

Она плясала в легком платье,
А мы сидели в свитерах.
И были краткими объятья,
И вечным диалог впотьмах.

И в озаренье изначальном
Я вдруг представила тайком
Себя озябшим и печальным
Ее незримым двойником.^{[прим. 3]}

4.

В озаренье своем, и сама — озаренье,
Никому не подвластна, тиха и светла,
В эпизоде коротком, в застывшем мгновенье
Время в пальцах зажала, сама замерла.

Так внимателен взгляд и приподняты плечи,
Так изогнута тонкая эта рука,
Что значенье теряют и жесты, и речи,
И мгновенье — навеки, а жизнь — коротка.

Он от нас отойдет и в прошедшем утонет, —
Неозвученный этот, простой эпизод.
А пока — только падает свет на ладони,
На ладони ее, и сквозь пальцы течет.^{[прим. 4]}

5.

Ветка, облако и птаха,
Осенившие крыльцо.
Белоснежная рубаха,
Оттенившая лицо.

Угловатая фигура,
Свет и тени вразнобой.
Петербургская гравюра
Ожила сама собой.

Отсыревшие колонны,
Купол темен и высок.
И уже звучит влюбленный,
Незнакомый голосок.

— Нет ни ада и ни рая,
Остальное — выбирай.
Ты пойдешь со мной до края?
— Я пойду с тобой за край.^{[прим. 5]}

6.

Подойти и расплакаться, что ли?
Но захочет ли этого он —
На мгновение выйти из роли,
Из чужих непонятных времен.

И когда по указке Шекспира,
Повинуясь короткой строке,
Заблестела внезапно рапира
В ненавидящей сильной руке,

И когда, отвечая на это,
Задохнулся в смятении зал,
Я услышала стон не Лаэрта,
А того, кто Лаэрта играл.^{[прим. 6]}

7.

В который раз сойдет с ума
Офелия. В последний раз
Тяжелая, густая тьма
Со всех сторон обступит нас.

В который раз тихи, мудры,
Во тьме века заговорят.
В последний раз в глаза сестры
Посмотрит обреченный брат.

Мы, вовлеченные в игру
Призваний, музыки, теней,
Поймем, очнувшись на ветру —
Есть что-то гибельное в ней.

Неотвратима, хороша
Игра с огнем, игра с судьбой,
Где чья-то щедрая душа
Бесстрашно жертвует собой.

Храня бессмертия секрет,
Она в свой самый высший час
В последний раз подарит свет,
Спасая нас — в последний раз.^{[прим. 7]}

8.

Вот и кончен спектакль. В милосердной ночной тишине
Только шорох поземки по черным крошащимся листьям.
Скольким был он опорой, а значит, опора и мне —
Этот каторжный труд, осененный людским бескорыстьем.

Поглядим на себя, как теперь говорится, в упор,
Позовем наши души на суд, призовем их к ответу.
Снова наши грехи на себя принимает актер,
Подставляя лицо беспощадному острому свету.

Выходя из театра в московскую снежную ночь,
Мы посмотрим назад с ощущеньем печали и боли,
Потому что поймем — никому не сумеем помочь
Невредимым вернуться из грозной трагической роли.

Провода обнажились в незыблемой связи времен,
Оболочка растаяла облаком легкого пепла.
Кто-то встанет у рампы, и жизнью пожертвует он,
Чтоб чужая душа не болела, не слепла, а крепла.

Благодарность — не громкое слово, не пышный обряд,
Она плачет, стесняясь и прячась в заполненном зале.
Зажигается свет. И актеры у края стоят,
Неподвижно стоят, и темнеют круги под глазами.^{[прим. 8]}

ПРИМЕЧАНИЯ

Прим. 1. Стихотворение опубликовано в журнале «Театральная жизнь» №20 за 1986 год, текст дан по журнальной публикации; посвящено роли Сергея Беляковича в спектакле «Русские люди». (Здесь и далее варианты трактовок предположительные, посвящения в тексте отсутствуют).

Прим. 2. Не публиковалось, взято из зрительских альбомов 1987-1988 годов, хранившихся в литчасти театра, посвящено А.Ванину — Дионисио (спектакль «Три цилиндра»), речь идет о финале спектакля — «соло на трубе».

Прим. 3. Стихотворение опубликовано в той же журнальной подборке, по смыслу — парное к предыдущему. Оно также посвящено спектаклю «Три цилиндра», его главной героине — Пауле в исполнении Н.Бадаковой.

Прим. 4. Опубликовано там же, по характерной пластике угадывается та же Н.Бадакова, но в каком спектакле, можно только гадать, возможно, это «Три цилиндра», возможно, «Гамлет».

Прим. 5. Опубликовано там же. Пожалуй, это самое сложное для расшифровки стихотворение, о его герое высказывались самые разные предположения. Большинство сходилось на том, что посвящено оно А.Ванину, но вот в каком спектакле, определить не удалось — «белоснежная рубаха» и «отсыревшие колонны» в едином контексте вносили такую путаницу, что высказать какое-то определенное предположение сложно.

Прим. 6. Не публиковалось, текст приведен по варианту вышеупомянутого зрительского альбома, расшифровывается легко: «Гамлет», Лаэрт — А.Ванин, момент — самое начало поединка между Гамлетом и Лаэртом.

Прим. 7. Также не публиковалось, взято из того же альбома. Тоже «Гамлет», точно названы двое: «брат» и «сестра» — Лаэрт и Офелия (А.Ванин и Н.Бадакова), в последних двух четверостишиях угадывается еще один герой — собственно Гамлет (В.Авилов).

Прим. 8. Опубликовано в той же подборке в журнале «Театральная жизнь» — стихотворение завершало подборку. На первый взгляд не имеет отсылки к какому-то конкретному спектаклю, но по упомянутой в тексте «связи времен» возникала стойкая ассоциация именно с «Гамлетом».

Конец стихотворения описывает «поклоны без поклонов», характерные для Театра-студии на Юго-Западе. Актеры, выходя на аплодисменты, никогда не кланялись залу, а смотрели на зрителей глаза в глаза, как бы спрашивая: вы нас услышали, вы поняли нас?..

О проекте Купить диски Спектакли Фото Медиа Сценарии Воспоминания Дневники Читалка Новости