ЖАВОРОНОК

Сценарий спектакля Театра-студии на Юго-Западе

[по пьесе Жана Ануя «Жаворонок» (1953 г.) в переводе с французского Н.Жарковой]

Звучит музыкальная тема Жаворонка.

На сцену выходят Варвик и Кошон,
за ними появляются члены Трибунала.
Инквизитор непрерывно перебирает в руках четки.

Варвик. Я призвал вас, святой отец, чтобы сообщить вам, что его Величество король Англии намерен передать в руки святой инквизиции некую женщину, которую французы именуют девой Жанной. Её взяли в плен около Компьена в пределах вашей епархии. Признаюсь, гнев моих солдат был столь велик, что её чуть не растерзали на месте без суда и следствия. Мы с трудом этому воспрепятствовали. Было бы преступлением позволить колдунье избегнуть правосудия. Вы согласны?

Кошон. В высшей степени, ваша светлость. Зло всегда должно быть наказано, и наказано по закону.

Варвик. Только по закону. И тогда все увидят, каким путём взошёл на престол этот самозванец Карл. Суд! Только суд! И возглавите его вы, святой отец. Во имя блага короля и матери нашей — святой католической церкви.

Кошон. Но это большая честь, ваша светлость...

Варвик. И вы её достойны. Вы — француз. Лучшего председателя суда мы и не желаем.

Кошон. Но это большая ответственность, согласитесь. Грех этой несчастной — тяжкий грех...

Варвик. Согласен.

Кошон. И, доказав его, суд вынужден будет жестоко покарать виновную и послать её на костёр...

Варвик. Именно.

Кошон. Поэтому я должен подумать.

Варвик. Вас что-то смущает?

Кошон. Я должен подумать. У этой несчастной было много сторонников. Пойдут смуты.

Варвик. Вы что же, сомневаетесь в её виновности?

Кошон. Нисколько, ваша светлость, она виновата, но именно это меня и смущает.

Варвик. Почему?

Кошон. Моё мнение не должно повлиять на правосудие. Суд сам должен во всём разобраться и установить истину.

Варвик. Не смею возражать. Безвинная жертва нам не нужна. Колдунья сама должна нам покаяться в своих грехах, и тогда мы сможем объявить, что правосудие свершилось.

Я уполномочен сообщить вам, святой отец, что его величество король Англии назначил вам денежное вспомоществование в 1000 ливров.

Музыка. Переход.

Говор толпы. Появляется Варвик.

Варвик. Ха-ха-ха. Ну что, все собрались?

Говор.

Инквизитор. Кажется... (Говор прекратился) Кажется, нет брата Ладвеню?

Варвик. А где же он?

Ладвеню. Я... здесь.

Варвик. Ну что ж, чудесно. Значит, все. Тогда приступим к нашему суду. Чем быстрее её осудят и сожгут, тем лучше. Для всех лучше. (Пауза) Приступим. (Хотел уйти. Общее движение.)

Ладвеню. Ваша светлость... (Движение остановилось) Ваша светлость. Прежде, чем её осудят и сожгут, прежде ей надо СЫГРАТЬ всю её историю. Домреми, голоса, Вокулёр...

Говор, в котором слышны фразы:

— Ну разумеется, она имеет право высказаться в любой форме...

— В конце концов, было бы интересно посмотреть, как она сыграет всю эту историю...

Варвик. Кому нужен этот маскарад. История для школьников: сверкающие белые доспехи, стяг, кроткая и стойкая дева-воительница! Всё это пригодится для статуй, которые ей воздвигнут позже, исходя из иных политических интересов.

Агнесса (высвечивается на площадке лестницы). Везде эта политика!

Варвик. Да, мадам, политика! И пока что я, граф Варвик, именно я держу в Руанской темнице эту чумазую колдунью. И обошлось это Англии достаточно дорого. (Пауза) И это тоже политика. (Смутившись, опомнившись.) Но так или иначе — дева у меня в руках. Я её осужу, я её и сожгу.

Говор. Небольшое возмущение:

— Эти англичане в своей самонадеянности не знают границ...

— А с другой стороны они правы...

Ладвеню. Ваша светлость, и всё же ей необходимо прежде сыграть всю свою жизнь, всю свою коротенькую жизнь. Этот нестерпимо яркий огонёк потухнет до срока, так что, ваша светлость, ждать вам недолго.

Говор поддержки.

Варвик. Ну хорошо, хорошо. Раз уж вы так настаиваете... Англичанин умеет ждать. Пусть разыгрывает свою историю. (Пошел. Остановился.) Ну я надеюсь, вы не собираетесь инсценировать все эти славные победы Жанны Д'Арк над английской армией. Мне бы это было чрезвычайно неприятно!

Ладвеню. Что вы, ваша светлость, у нас и людей не хватит.

Легкий говор, чей-то смешок.

Варвик. Ну вот и хорошо. Прошу всех занять свои места. Синьор епископ!

Кошон. Да. (Пауза.)

Варвик. Вы можете вступить в полномочия председателя суда.

Судьи рассаживаются на стульях с высокой прямой спинкой, за каждым закреплено его место: у левой стены сидит Кошон, председатель трибунала; рядом с ним помещается брат Ладвеню, секретарь трибунала. В левом углу прямо на досках скорчился Фискал. В правом углу сидит Инквизитор, у правой стены — граф Варвик, представляющий интересы Английской короны.

Пауза.

Инквизитор. Ну раз уж мы решили разыгрывать её историю, давайте начинать.

Варвик. Чем скорее, тем лучше.

Музыка. Входит Жанна.

Кошон. Жанна...

Взгляд Жанны.

Можешь начинать.

Жанна. Можно начинать, откуда я хочу?

Варвик. Да, да, да!

Жанна. (По мере того, как она рассказывает, она возвращается в прошлое.) Тогда я начну с самого начала. С отцовского дома, когда я была ещё совсем маленькая. С того лужка, где я пасла овечек, с той минуты, когда я впервые услышала голоса. Только что отзвонили к вечерне. Я ещё совсем маленькая. Ещё хожу с косичками, ни о чём не думаю. По великой милости божьей, я — чистая и счастливая — живу с матерью, отцом и братьями в маленьком богоспасаемом уголке возле Домреми. А кругом по всему краю мерзкая солдатня жжёт, грабит и насилует. Мой лохматый пёс ткнулся носом в подол моей юбки. Мир, окружающий меня, прекрасен и могуч, и он охраняет меня. (Горько усмехнувшись.) До чего же просто быть счастливой девочкой!.. А потом вдруг словно кто-то тронул меня сзади за плечо. А ведь я знаю, что никто меня не тронул. И голос сказал...

Инквизитор. А кто будет играть голоса?

Жанна (резко бросает через плечо). Ну, конечно, я.

(Снова погружается в прошлое.) Я оглянулась. От дерева, стоящего позади меня, шёл ослепительно яркий свет. Голос был нежный и важный. Незнакомый мне голос. В тот день он сказал только: «Жанна, будь хорошей и умной девочкой. Чаще ходи в церковь». А я и так была хорошей и умной, и часто ходила в церковь. Я ничего не поняла, я сильно перепугалась и бросилась бежать. Вот и всё на первый раз. Дома я ничего не сказала. А потом был второй раз. Отзвонили к мессе. Снова вспыхнул свет. И хотя на небе светило солнце, но этот свет — он был ярче солнца. (В благоговейном экстазе.) На этот раз я его увидела.

Фискал. Кого?

Жанна. Какого-то благородного господина в белом, хорошо отглаженном одеянии. А за плечами у него было два белоснежных крыла. В тот день он не сказал мне, как его звать. Я только потом узнала, что это был монсеньор Михаил-Архангел.

Варвик. Синьор епископ, неужели так необходимо выслушивать всю эту чепуху?

Кошон. Совершенно необходимо, ваша светлость.

Пауза.

Ладвеню. Продолжайте, Жанна.

Жанна (переходя от юной девочки к голосу архангела). Это был монсеньор Михаил-Архангел. «Жанна, иди на подмогу королю Франции. И ты вернёшь ему его державу». «Но, мессир, я только бедная девушка, я не умею ни скакать на коне, ни вести в бой солдат». «Иди к господину де Бодрикуру, начальнику гарнизона в Вокулёре, он даст тебе мужское платье и свезёт тебя к дофину. Покровительницами твоими будут святая Екатерина и святая Маргарита». (В отчаянии.) «Сжальтесь надо мной, мессир, я простая девушка. Я так счастлива. Я в ответе только за своих овечек. Французское королевство мне не по силам. Надо же понимать, что я простая девушка. И вовсе не сильная. А Франция, мессир, слишком тяжела. У короля есть большие военачальники, они сильные, они привычные, и к тому же, проиграв сражение, они спокойно ложатся спать. Скажут, что была слабая артиллерийская подготовка, что им вовремя не подсобили, что валил снег или в лицо бил ветер. А если все солдаты погибли, их просто вычёркивают из списка. А я день и ночь буду думать о тех, кого послала на смерть. Сжальтесь, мессир! Сжальтесь!» (Пауза. Жанна горько усмехается, сразу становясь взрослой.) Как бы не так. Так он тебе и сжалился. Он ушёл и взвалил мне на плечи Францию. А у меня полно дел на ферме, и отец шутить не любит.

Судьи здесь, но их скрывает темнота.
На освещенной сцене родители Жанны.
Большой напольный светильник сейчас обозначает очаг.
Мать Жанны стирает у очага, отец нервно расхаживает.

Отец. Жанна! Жанна, чёрт бы тебя побрал! Где же ты? Эй, мать, куда это запропастилась наша Жанна?

Мать. Она, наверно, в поле.

Отец. Нет её там, я только оттуда. Уже 6 часов. Куда она могла деться? Ну!

Мать. Зря ты так волнуешься, отец. Ну сидит себе, наверно, под древом фей и грезит.

Фискал высвечивается в своем углу.
Родители Жанны остаются на сцене,
но свет на них кажется менее ярким.

Фискал. Дерево фей! Прошу занести в протокол, господа. Первые ростки ворожбы.

Говор. Высвечивается Кошон.

Кошон. По всей Франции, мессир Фискал, насчитывается множество древ фей. По-моему, в наших же собственных интересах следует оставить хоть десяток фей для маленьких девчушек.

Фискал. Но у нас, слава богу, есть святые, и этого хватит.

Кошон. Во взрослом возрасте — безусловно. Но когда они ещё совсем дети... Жанне ведь не было и пятнадцати.

Фискал. В пятнадцать лет девушка уже вполне взрослая. Эти девки уже всё знают.

Говор:

— Ну при чём здесь древо фей...

— Ну...

Кошон. Жанна была наивным и чистым созданием. Вы же сами знаете. На процессе я припомню ей голоса. Но я не прочь закрыть глаза на фей. Пусть девочки верят в них.

Пауза.

И в конце концов, я веду разбирательство.

Свет на судьях гаснет.

Отец. Древо фей! А ты подумала, что она там делает, под древом фей!

Мать. Да разве у неё поймёшь. Уставится в одну точку и сидит, мечтает будто, или ждёт чего-то. Я уже не первый раз такой её вижу.

Отец. Мечтает? Не в первый раз! Да что ж ты молчала! Неужто ты, дура, в твои-то годы веришь девкам, которые мечтают! Просто ждёт кого-то. Да, да, да! Кого-то, а не чего-то! Любовника своего ждёт — вот кого! Мечтает!

Мать. Да нет, папочка, ты же сам знаешь, наша Жанна чиста, как младенец.

Отец. Девки, они все чисты, как младенцы! Вечером подставляют тебе лоб для поцелуя и смотрят на тебя ясными глазами, а наутро ни шиша ты в этих глазах не поймёшь. Ох, видно, нечистый попутал!

Фискал (из темноты). Слово произнесено, мессир! И кем же! Родным отцом.

Отец. Нечистый!

Мать. Откуда ты-то знаешь? Нынче утром Жанна, когда уходила в поле, была чиста. Да и когда ты взял меня у родителей, я тоже была чиста. А какие у меня глаза стали на следующий день?

Отец. Ох!

Мать. Скажи, какие?

Отец. Да такие же, такие же! Не о тебе речь!

Мать. Ага, значит, ты ещё и других девушек знал.

Отец. О, господи!

Мать. А прежде ты мне об этом не рассказывал.

Отец. Как же, стану я тебе рассказывать!

Мать. Как же, станешь...

Отец. Да не о тебе речь и не о других девках, а о нашей Жанне. Ох, видно, нечистый попутал. Сам пойду за ней. И если у неё свидание — обоих уложу на месте.

Мать. Да какое там свидание, ну что ты, в самом деле! Отец!

Гаснет очаг, мать и отец исчезают.
На сцене снова Жанна и судьи.

Жанна (всё ещё в экстазе). Да, у меня состоялось свидание. Но у моего возлюбленного было два белоснежных крыла, прекрасно отутюженное одеяние, и голос у него такой важный, и он всё твердил: «Жанна, Жанна, чего же ты ждёшь? Великая беда грозит французской державе». «Мне страшно, мессир, я только простая бедная девушка. Вы, должно быть, ошибаетесь». «Разве бог ошибается, Жанна?» (Возвращаясь к реальности.) Ну не могла же я ответить: да, мол, ошибается.

Фискал (тянет к ней руки из угла). Тебе следовало бы осенить себя крестным знамением.

Жанна. Я и перекрестилась, и архангел тоже перекрестился, и смотрел мне прямо в глаза, пока звонил колокол.

Фискал. Не строй из себя дурочку. Следовало крикнуть ему: «Убирайся, грязный вонючий дьявол и не смей меня искушать!»

Жанна. Но это же был Михаил Архангел, мессир.

Фискал. Да это же он тебе так сказал, дурёха! А ты и поверила.

Жанна. Конечно. Не мог он быть дьяволом. Ведь он такой красавец.

Фискал. Вот именно дьявол как раз и есть красавец.

Жанна (сконфуженно и насмешливо). Ой, мессир!

Всеобщий ропот.

Кошон. Боюсь, мессир Фискал, что все эти теологические тонкости, которые могут быть предметом диспутов между лицами духовного звания, превосходят понимание этой бедной девочки. Вы только зря её смущаете.

Жанна. Врёшь, каноник, я не такая учёная, как ты, но я знаю, что дьявол безобразный, а всё, что красиво — творение божье.

Фискал. Слишком лёгкое решение вопроса и слишком глупое.

Неужели ты считаешь, что дьявол дурак? Да он в тысячу раз умнее тебя и меня вместе взятых. Если он задумал ввести в искушение душу человеческую, неужели, по-твоему, он явится к тебе в виде кошки с загаженным хвостом! (Опускается на колени, постепенно впадая в транс.) Дьявол выбирает для своих деяний самую прелестную ночь, является в образе молодой обнажённой девушки с упругой грудью, в образе невыносимо прекрасном...

Говор. Смешок.

Кошон (окриком прерывает Фискала). Каноник, вы впадаете в заблуждение. Если Жанна и видела дьявола, то ваш дьявол совсем на него не похож. Прошу вас, давайте не будем валить в одну кучу всех дьяволов. У каждого свой дьявол.

Фискал (встрепенувшись). Простите меня, монсеньор, но существует лишь один дьявол.

Кошон. К тому же вы не на процессе. Допрос будет позже.

Ладвеню. Продолжай, Жанна.

Жанна. Но раз дьявол прекрасен, как же можно узнать, что это дьявол?

Инквизитор. Спроси об этом у своего кюре.

Жанна. Значит, самому нельзя узнать?

Инквизитор. Нет, и потому-то нет спасения вне церкви.

Жанна. Но ведь не всегда же у тебя под рукой кюре. Это только у богатых так, а бедным людям трудно.

Фискал. Всем трудно! избежать вечного проклятия...

Ладвеню. Оставьте её в покое, мессир Фискал. Дайте ей спокойно поговорить с её голосами. Это же самое начало истории. Пока ещё рано её за них упрекать.

Кошон. Продолжай, Жанна.

Жанна. Потом, в другой раз, приходили святая Маргарита и святая Екатерина. Они тоже были красивые, и они тоже...

Фискал (не удержавшись). Они были голые?

Жанна. О, мессир, неужели вы думаете, что господу богу не хватает денег одеть своих святых.

Говор. Смех.

Варвик. Мессир Фискал, ваши вопросы вызывают только смех. Потрудитесь пока не вмешиваться, иначе мы никогда не перейдём к сути дела.

Кошон. А главное, не забывайте, что в этой истории, даже если мы судим Жанну, особенно — если мы её судим, — мы ответственны за душу, живущую в этом хрупком дерзком теле. Подумайте же, в какое смятение вы её повергнете, если внушите ей, что добро и зло — всего лишь вопрос одежды.

Жанна. А наш спаситель на кресте совсем голый.

Кошон. Я только что хотел сказать то же самое, что сказала ты, Жанна, прервав меня. Но не тебе поправлять нашего высокочтимого каноника. Не забывай, кто ты и кто мы. Мы твои пастыри, твои учителя, твои судьи. Остерегись же своей гордыни, Жанна. Если в один прекрасный день дьявол попытается завладеть тобой, он как раз гордыней и воспользуется.

Жанна (напряженно, с вызовом). Я знаю, что я гордая. Но ведь я — Дева господня. И если бы ему не нравилось, что я гордая, разве он послал бы мне своего архангела в сверкающих одеждах. Почему же он тогда обещал, что я сумею убедить всех людей, и ведь я их убедила, таких же учёных, таких же умных, как вы. Почему я получила в дар от моего короля белые доспехи, верный меч! Почему вела этих отважных воинов на поле брани среди картечи! И скакала, не дрогнув, на своём коне. Пусть бы он оставил меня пасти своих овечек, сидеть за прялкой рядом с матерью. Тогда бы я не стала гордой.

Судьи возмущены.

Кошон. Взвешивай свои слова, Жанна. Взвешивай каждую свою мысль. Теперь ты уже обвиняешь своего господа.

Жанна. Боже упаси! Я только говорю, что его воля свершилась. Пусть даже он пожелал послать мне гордыню и осудить меня на вечные муки. Ведь это тоже его право.

Фискал. Чудовищно, чудовищно! Всё, что она говорит, — чудовищно! Как может господь пожелать, чтобы душа была осуждена на вечные муки. (К Инквизитору.) И как вы можете без дрожи слушать её слова, мессир. В этих словах я прозреваю зародыш страшной ереси, которая рано или поздно станет раздирать нашу церковь.

Инквизитор. Мессир Фискал! Жанна, значит, ты уверена, что через тебя господь бог вершит свою волю, и всё, что ты ни сделала, угодно ему? Иными словами, веришь, что находишься в состоянии благодати?

Жанна. Когда, мессир, раньше, когда мои голоса...

Инквизитор. Не увиливай от ответа, Жанна. Веришь, что находишься в состоянии благодати?

Ладвеню. Мессир инквизитор, это роковой вопрос для такой девушки, которая искренне верит, что бог избрал её.

Инквизитор. Я спрашиваю то, что считаю нужным спрашивать. Пусть ответит на мой вопрос. Ты веришь, что находишься в состоянии благодати, Жанна?

Ладвеню. (К Кошону) Синьор епископ, я прошу, чтобы ответ Жанны не был обращён ей во вред. Ведь если она скажет «да», её обвинят в гордыне, если «нет», то в связи с дьяволом.

Кошон. Вопрос задан. Придётся ответить, Жанна.

Ядовитый смех Фискала.

Жанна (отвечает как сквозь сон). Если я нахожусь не в состоянии благодати, то пусть господь бог пожелает ниспослать мне его. Если в состоянии благодати, то пусть бог пожелает его оставить.

Всеобщее оживление, Фискал рычит от досады.
Жанна встряхивает головой, видно, что она растеряна, но и довольна.

Ладвеню. Хороший ответ, Жанна.

Фискал. Ну и что! Дьявол ловок, иначе он не был бы дьяволом. Ему ставились вопросы и потруднее, у него на всё готов ответ.

Говор. Спор.

Варвик. Стоп, стоп, стоп! Всё это, разумеется, весьма интересно. Но ежели мы будем плестись так и дальше, мы никогда до процесса не доберёмся и никогда её не сожжём. Я согласился, чтобы она разыгрывала свою историю, раз это, по вашим словам, так уж необходимо. Но пусть поторопится. И давайте побыстрей перейдём к самому главному. Англии необходимо безотлагательно развенчать этого жалкого ублюдка короля Карла и объявить перед лицом всего христианского мира, что его коронование было просто маскарадом, коль скоро на царство его помазала колдунья, еретичка, авантюристка и... (весомо) полковая шлюха.

Пауза.

Кошон. Ваша светлость, мы судим её только, как еретичку.

Варвик. Знаю, знаю... Но сообщая о процессе армии, я обязан несколько сгустить краски. Запомните, синьор епископ, пропаганда требует упрощений. Важно сказать нечто очень грубое и многократно повторять сказанное — так создаётся истина. Заметьте, я высказываю вам новую идею, но уверен — будущее за ней. А для меня важно одно — превратить вашу Деву в ноль, в ничто, кем бы она ни была на самом деле, а кто она есть в действительности, это в глазах правительства его величества не имеет ровно никакого значения! Не скрою, мне она скорее внушает симпатию, хотя бы тем, что ставит нас в тупик. Кроме того, она прекрасно ездит верхом, что среди женщин редкость... Ну и что? В общем, поторопитесь, пускай доскажет свои жалкие похождения и сожгите её! Чтобы о ней и речи больше не было.

Пауза. Варвик обводит глазами судей, проверяя их реакцию.

Кошон. Если будет на то воля божья, ваша светлость.

Варвик. На чём мы остановились?

Инквизитор. Остановились на том, что отец нашёл её под древом фей.

Варвик. Прекрасно, давайте смотреть.

Высвечивается середина сцены, судьи снова скрываются в темноте.
Жанна стоит на коленях, молитвенно сложив руки.
Вбегает ее отец с мотком пеньковой веревки в руках.

Отец. Жанна! Ага, вот ты где! Что ты здесь делаешь? Говори! Почему торчишь здесь, когда ужин на столе, когда мать совсем от беспокойства извелась?

Жанна. Простите, отец. Я не знала, что уже так поздно.

Отец. А-а-а, не знала, дрянь, что так поздно?! Уже и представление о времени теряешь? Дай-то бог, чтобы кое-чего другого не потеряла, о чём и сказать-то стыдно. Когда я сюда подходил, ты кому-то «до свиданья» крикнула. Вовремя он смылся, скотина! Ну ничего, дождётся ещё своего, бродяга проклятый! А ну отвечай, с кем говорила? Отвечай! А не то изобью, как собаку!

Жанна. Со мной говорил Михаил Архангел...

Отец. (Пинает ее) Получай! Будешь знать, как над отцом смеяться! Значит, ты, шлюха, к Михаилу Архангелу на свидания бегаешь? Нет, чтобы отца с матерью порадовать и пойти под венец с хорошим парнем, которого мы тебе подберём. Ну ничего, воткну я твоему Архангелу вилы в брюхо, а тебя собственными руками утоплю, как похотливую кошку!

Жанна. Я ничего дурного не сделала, отец! Это правда — со мной говорил монсеньор Михаил Архангел.

Отец. А когда ты себе пузо нагуляешь, опозоришь имя отца, родную мать с горя уморишь, так ты и тогда всё на святого духа свалишь? Вот пойду и скажу кюре, что ты не только шлюха, но и богохульница! Пускай он тебя в монастырскую темницу заточит — сгниёшь там на хлебе и воде!

Жанна. Отец, не надо кричать; клянусь господом богом — мне являются Михаил Архангел, и святая Маргарита, и святая Екатерина, и все трое твердят одно и то же!

Отец. Твердят одно и то же! Ну с чего это Михаил Архангел станет с тобой разговаривать, дурёха? Разве он со мной говорит? Если бы ему надо было что-то нам сказать, ясно, он бы ко мне, к отцу семейства обратился. А ведь он даже с нашим кюре не говорит!

Жанна. Отец, я сама не знаю, почему он выбрал меня, но вот уже три года, как они говорят со мной! Духу уже не хватает одной бороться против этих голосов. Я ведь одна, совсем одна, и разве такое бремя мне по силам! Теперь придётся повиноваться!

Отец. Моя дочь слышит голоса! Дальше ехать некуда!

Жанна. Они говорят, что больше ждать нельзя!

Отец. Да кто не может больше ждать, дурёха? Чего они тебе велят делать, твои голоса?

Жанна. Они велят мне идти спасать французскую державу от великой опасности. Ведь правда, что ей грозит великая опасность?

Отец (озадаченно). Э, чёрт, ясно, что наша великая французская держава в большой опасности, того и гляди — погибнет... Но ведь не в первый раз грозит ей гибель, да и не в последний! Ничего, и на этот раз обойдётся! Не суйся ты не в своё дело! Ну что ты можешь сделать? Ничего! Даже мужчины — и те не могут!

Жанна. А мои голоса говорят, что могу!

Отец. Это ты-то можешь? Стало быть, ты поискуснее наших военачальников? Наших знаменитых военачальников! А ведь их то и дело бьют!

Жанна. Да, отец.

Отец. Да, отец! Да, отец! Как с тобой ещё разговаривать — не знаю! Может, и впрямь ты — не шлюха, так ты ещё хуже! Сумасшедшая, вот ты кто! Да что ты можешь сделать, дурья твоя башка?

Жанна. То, что велят мне мои голоса. Пойти к сиру Бодрикуру, попросить у него вооружённый отряд и отправиться в Шинон к дофину, чтобы сказать ему, что он и есть настоящий король, поставить его во главе войска, освободить Орлеан и сбросить англичан в море!

Отец. Ага! Наконец-то правду сказала, мерзкая девка! Вот чего тебе хочется! Стать солдатской подстилкой, стать самой последней!..

Жанна. Нет, отец! Самой первой! Стать самой первой, идти впереди под градом стрел и никогда не оглядываться назад, пока я не спасу Францию! А потом — да свершится воля божья!

Отец. Спасать Францию?! Францию спасать? А кто тем временем наших коров будет пасти? Значит, я тебя растил, ничего не жалея, на всякие жертвы шёл, чтобы ты с солдатами гуляла? Да ещё когда? Когда ты выросла и можешь на ферме помогать? Ну держись, я тебя научу Францию спасать!

Отец опрокидывает Жанну и замахивается на нее веревкой.
Стоп-кадр, свет становится тусклым. Высвечиваются судьи.

Ладвеню. Остановите его, ей же больно!

Кошон. Тут мы бессильны, брат Ладвеню. Не правда ли, ваша светлость, эта сцена не слишком приятна?

Варвик. Но почему же? Мы, англичане, определённо сторонники телесных наказаний для детей... Они формируют характер. Меня самого в детстве чуть не засекли до смерти и, как видите, это только закалило меня.

Свет снова только на середине.
Вбегает мать Жанны.

Отец. Эй, дохлятина, ну что, будешь теперь Францию спасать?

Мать. Отец, отец! Что ты наделал! Господи, неужто убил?

Отец. Пока ещё нет. Но если она ещё хоть раз заикнётся, что уйдёт с солдатами, я её собственными руками в реке утоплю! Так и знай! (Уходит.)

Мать. Жанна, доченька... Господи, как он тебя!

Подсветка судей.

Варвик. Одно только меня удивляет, более того — огорчает: полная несостоятельность нашей разведки в данном деле. Мы должны были с самого начала столковаться с этим типом, с отцом...

Кошон. Нельзя же всего предвидеть...

Варвик. Хорошая разведка обязана всё предвидеть.

Свет на середине.

Жанна (рыдая, прижимается к матери). Мама...

Мать. Ну ничего не поделаешь, терпи, отец ведь... И зря ты с ним споришь, Жанетта!

Жанна. Но надо же, чтобы хоть кто-нибудь меня понял, матушка! Ведь одна я ничего не смогу.

Мать. Ну, ну, не расстраивайся ты так! Разве мужикам что втолкуешь? Не стоит и стараться! Говори просто «да» и помалкивай! Ведь и мне с отцом хитрить приходится, так, чуток, для его же добра. А ты сама виновата, не надо было скрывать от меня, что дружок у тебя появился! Нехорошо от матери секреты иметь. Ну, кто же он, зовут его как? А? Ну хоть из нашей деревни парень-то? Сказала бы. Может, отец и даст согласие. Уговорим его, что это он, мол, сам его выбрал. Знаешь ведь, какие они, мужчины-то: орут, командуют, дерутся, а мы их всё равно за нос водим! Вот выдадим тебя замуж, тогда сама...

Жанна. Да не хочу я замуж, матушка! Святой Михаил Архангел сказал, что я должна уйти из дому, надеть мужское платье, отправиться к нашему сиру Дофину, чтобы спасти Францию.

Мать (в сердцах). Смотри, Жанна! Я к тебе по-доброму! Ты мне глупости молоть не смей, слышишь? И никогда я тебе не позволю одеться мужчиной! Моя дочь в мужском платье! Хотела бы я это видеть!

Жанна. Но, матушка, этого не избежать, раз я должна скакать на коне впереди войска. Это Михаил Архангел мне велел!

Мать. Пусть себе Михаил Архангел велит или не велит, а на лошадь ты в жизни не сядешь! Жанна Д'Арк на коне! Да тебя вся деревня засмеёт!

Жанна. Но если я не сяду на коня, как же я, по-твоему, поведу за собой солдат?

Мать. А к солдатам я тебя в жизни не подпущу, скверная ты девчонка! Да уж по мне легче видеть тебя в гробу! Ишь, что выдумала — уйти с солдатами! Да чем же это я провинила господа бога? За что же он мне такую дочку послал? Значит, тебе хочется меня в гроб загнать? Господи... (Уходит.)

Жанна (переходя от заплаканной девочки к голосу архангела). Но вы же видите, Михаил Архангел, ничего не выйдет, они никогда не поймут... Никто никогда не поймёт, лучше уж мне сразу отказаться! Ведь бог велит быть покорной отцу и матери!

ВПЕРЁД, ЖАННА, НАДО БЫТЬ ПОКОРНОЙ БОГУ!

Ну а если бог прикажет сделать невозможное?

ТОГДА НАДО СПОКОЙНО ПОПЫТАТЬСЯ СДЕЛАТЬ НЕВОЗМОЖНОЕ. НАЧИНАЙ, ЖАННА. БОГ ТРЕБУЕТ ОТ ТЕБЯ ТОЛЬКО ЭТОГО, А ПОТОМ ОН ВОЗНАГРАДИТ ТЕБЯ ЗА ВСЁ. И ЕСЛИ ТЕБЕ ПОКАЖЕТСЯ, БУДТО ОН ТЕБЯ ОСТАВИЛ, ЕСЛИ ВОЗДВИГНЕТ ОН НА ПУТИ ТВОЁМ НЕПРЕОДОЛИМОЕ ПРЕПЯТСТВИЕ, ТО ЛИШЬ ЗАТЕМ, ДАБЫ ПОМОЧЬ ТЕБЕ, ИБО ОН ТЕБЕ ВЕРИТ. НЕ ОТ ВСЕХ ОН ТРЕБУЕТ НЕВОЗМОЖНОЕ. А ОТ ТЕБЯ ТРЕБУЕТ, ИБО ПОЛАГАЕТ ОН, ЧТО НЕТ ДЛЯ ТЕБЯ НИЧЕГО НЕВОЗМОЖНОГО.

(Очень просто.) Ну что ж, тогда пойду!

Фискал (из темноты). Гордячка!

Жанна (резко). Кто сказал «гордячка»?

ТЫ, ЖАННА. И КОГДА ТЫ НАЧНЁШЬ СВЕРШАТЬ ТО, ЧТО ВЕЛЕЛ ТЕБЕ ГОСПОДЬ, ВСЕ ЛЮДИ НАЧНУТ ГОВОРИТЬ ТАК!

Тяжко мне будет, мессир!

ДА, ТЯЖКО. ГОСПОДЬ ЗНАЕТ, ЧТО ТЫ СИЛЬНАЯ!

Ну что ж... (Решительно махнув рукой.) Пойду!..

Музыка. Жанна исчезает.
Подсветка судей.

Фискал. Позвольте, ваша светлость...

Варвик. Терпение, мессир Фискал! Ждать вам осталось недолго. Через две сцены мы перейдём к суду и вы сможете заявить свои требования. Синьор епископ, что там у нас идёт дальше?

Кошон. Вокулёр.

Варвик. Чудесно, давайте посмотрим.

На сцене Жанна и Бодрикур.
Бодрикур пытается изобразить гнев, хотя у него это не слишком получается. Жанна — вся в восхищении, она умильно смотрит на него, простирает к нему руки и говорит звенящим от счастья голоском. Она даже не пытается скрыть насмешку — здесь это ни к чему. Чем грубее лесть, тем надежнее.

Бодрикур. Что такое? Чего тебе надо? Чего ты добиваешься, тля этакая? Зачем целых три дня валяла дурочку у ворот замка и потешала мою стражу своими небылицами?

Жанна. Мне хотелось бы получить лошадь, мессир, и мужской костюм. И свиту, чтобы отправиться в Шинон и увидеть там монсеньора дофина.

Бодрикур. А пинка в зад не хочешь?

Жанна (в восторге). Хочу, мессир, да ещё в придачу пару пощёчин — отец давно меня к ним приучил. Лишь бы добыть коня!

Бодрикур. А знаешь, каков я и чего хочу? Девушки из вашей деревни тебе ничего не рассказывали? Когда какая-нибудь из них приходит ко мне с просьбой, чаще всего помиловать её братца или папашу, так вот, если девица миленькая, я всегда велю вынуть его из петли. Сердце-то у меня доброе, отходчивое. А если — мордоворот, тут уж не взыщи: повесят его, голубчика... чтобы другим не повадно было! Но приходят обычно славненькие, как-то уж находят среди родни кого попригожей. Вот почему я по всей округе добрым прослыл. Так что даром ничего не делается. Цену знаешь?

Жанна. Я не понимаю, на что вы намекаете, мессир. Меня послал Михаил Архангел.

Бодрикур. Но-но-но! Ты святых в эти дела не впутывай! Я же не говорил, что ты лошадь не получишь. Старая кобыла за хорошенькую молодую девицу, как торговая сделка, это вполне разумно. Ты — девственница?

Жанна (радостно). Да, мессир!

Бодрикур. Будет тебе конь. У тебя глазки славненькие. (Начинает расстегивать ремень.)

Жанна. Но мне не только лошадь нужна, мессир.

Бодрикур. А ты, я вижу, лакомка! Ну говори, говори дальше, так оно веселее получается. Одни только дураки считают, что их обокрали, если, случаем, они раскошелятся на девицу. А я так люблю, чтобы удовольствие мне подороже обходилось. Тогда хоть воображаешь, что тебя и впрямь разобрало. Понятно, что я имею в виду?

Жанна. Нет, мессир.

Бодрикур. Тем лучше. Терпеть не могу разумниц в постели. А что тебе, кроме коня, ещё надо?

Жанна. Вооружённая свита, мессир, чтобы сопровождать меня в Шинон.

Бодрикур. Слушай меня хорошенько. Я человек добрый. Но не люблю, когда надо мной смеются. Ты меня лучше из терпения не выводи. Я ведь могу велеть тебя высечь за то, что ты силком прорвалась ко мне, и отослать тебя домой ни с чем, если, конечно, не считать синяков на заду. Я же тебе сказал, что люблю, когда мне удовольствие обходится дорого, — тогда меня по-настоящему разбирает, но если заламывают несуразную цену, получается обратное — всякое желание как рукой снимает. А что ты собираешься делать в Шиноне?

Жанна. Увидеть монсеньора дофина.

Бодрикур. Для деревенской девушки у тебя, как я посмотрю, губа не дура! Дофина увидеть!.. А чего ты ждёшь от него?

Жанна. Войска, мессир. Я встану во главе его воинства и освобожу Орлеан.

Бодрикур. (Разочарованно застегивается.) Если ты безумная, это другой разговор. Не желаю я впутываться в грязную историю... Будусс! (Обращаясь к кому-то на лестнице.) Вели-ка, братец, окатить её водой и запри в темницу. А завтра вечером отправишь её обратно к отцу. Только не вздумай бить: не желаю я иметь неприятностей — она безумная.

Жанна. Я охотно пойду в темницу, мессир, но когда меня завтра вечером выпустят, я снова явлюсь к вам. Поэтому лучше выслушайте меня сейчас.

Бодрикур. Ничего не понимаю. Неужели ты меня не боишься?

Жанна. Нет, мессир, ничуть.

Бодрикур. Почему же ты меня не боишься?

(К Будуссу.) Катись отсюда! Нечего тебе здесь слушать!

Почему же ты меня не боишься? Я же на всех страх нагоняю.

Жанна. Потому что, мессир, вы очень добрый...

Бодрикур (польщенно). Добрый... Добрый... Это смотря по обстоятельствам. Цену я тебе назвал.

Жанна. ...а главное, очень умный. Мне ещё придётся убеждать множество людей, дабы выполнить то, что повелели мне мои голоса. И мне очень повезло: первый же человек, к которому я обратилась и от которого, в сущности, всё и зависит, как раз оказался самым умным. (Восхищенно простирает к нему руки.)

Бодрикур (озадачен). Ей-богу, ты странная девушка. Почему ты считаешь, что я очень умный?

Жанна. Потому что вы — красавец!

Бодрикур (растерян, но старается это скрыть). Ба! 20 лет назад, может, так оно и было: я женщинам нравился... Просто стараюсь не одряхлеть, вот и всё. Но странно всё-таки вести такие разговоры с простой пастушкой, которая свалилась вам, как снег на голову. (Вздыхает. Дальше он говорит скорее сам с собой, иногда удивленно взглядывая на свою собеседницу.) В сущности, я здесь мхом зарос. Все мои подчинённые — мужичьё, поговорить не с кем... Но раз уж мы с тобой разболтались, было бы любопытно услышать от тебя, какая, по-твоему, существует связь между умом и красотой. Обычно считается наоборот: чем, говорят, человек красивее, тем глупее.

Жанна. Так считают одни только горбуны да длинноносые. Они не верят, что господь бог, если ему очень уж захочется, может создать нечто совершенное! (Снова простирает руки к Бодрикуру, изображая полное восхищение.)

Бодрикур (сдаваясь). Ну, конечно, если смотреть с этой точки зрения... Но сама посуди: я ведь не урод какой-нибудь...

Жанна (восхищенно подтверждает). Красавец!

Бодрикур. ...но иной раз вот думаю, так ли уж я умён на самом деле.

Жанна. Умён!..

Бодрикур. Нет-нет, не возражай. Бывает и взбредёт в голову такая мысль... Тебе я могу в этом признаться, потому что ты — кто? Ноль!

Жанна. Да!..

Бодрикур. А вот что до моих вояк, то, само собой, я гораздо их умнее.

Жанна. Да!..

Бодрикур. Ничего не поделаешь, ведь я командир. А если от этого принципа отказаться, то и армии никакой не будет.

Жанна. Да!..

Бодрикур. Однако, видишь, с тобой-то я могу говорить открыто, так сказать, снизойти до тебя, тем более что вся необычность создавшегося положения, да и огромное социальное различие — ведь между нами пропасть — придают вполне безобидный характер нашей с тобой непринуждённой болтовне... Однако подчас возникают проблемы выше моих возможностей... К примеру, просят меня решить какой-нибудь вопрос, ну, скажем, тактический, что ли, или административный, и вдруг — хлоп! — и в голове пусто, хоть шаром покати. А почему — и сам не знаю. Туман и туман, ничего ровно не понимаю. Но, заметь, авторитета я не теряю. Держусь. Ну, конечно, приходится криком брать. А в конце концов, глядишь, и вынесешь какое-нибудь решение.

Жанна. Да!..

Бодрикур. Что для командира важнее всего?

Жанна. Ну?..

Бодрикур. Это вынести решение.

Жанна. Да!..

Бодрикур. Любое...

Жанна. Да!..

Бодрикур. ...какое ни на есть. Поначалу вроде страшновато, потом, с годами, с опытом, замечаешь, что всё равно одно на одно получается... что ни решай. Ясно, было бы приятно что-нибудь получше выдумать. Но Вокулёр — глушь, дыра. Так бы мне хотелось хоть разок принять важное решение, ну, предположим, в масштабе края... не подати взымать с неплательщиков и не дезертиров ловить, а что-нибудь этакое, необыкновенное! Чтобы меня там, наверху, заметили. (Жанна пытается что-то сказать. Но Бодрикур возвращается к реальности.) Не пойму, почему это я с тобой, с козявкой, разболтался, и сделать-то ты ничего не можешь, да ещё, глядишь, сумасшедшая...

Жанна (теперь уже не пастушка, а Дева господня). Я-то знаю — почему. Мне голос был. Послушай, Робер...

Бодрикур. С какой стати ты меня по имени называешь?

Жанна. Потому что это имя дал тебе господь бог. Потому что оно твоё. А вот фамилия — так это и твоего брата, и твоего отца. Слушай, Робер, миленький, и не вздумай снова рычать, зря это. Я и есть твоё решение, благодаря которому тебя заметят...

Бодрикур. Что ты мелешь?

Жанна. Слушай, Робер. И первым делом забудь, что я девушка. Это тебя и сбивает с толку... Конечно, господь бог не создал меня уродом, и ты, как и каждый мужчина, просто не хочешь упустить удобный случай. Боишься, что в собственных глазах будешь выглядеть дураком... Ничего, найдёшь себе ещё девочек, поросёнок паршивый, если уж тебе так приспичило грешить... Да и не так уж я тебе нравлюсь. Слушай! Если ты, Робер, хочешь, чтобы я тебе помогла, помоги и ты мне! Всякий раз, когда я буду говорить правду, соглашайся со мной и говори «да», иначе мы с тобой никогда не договоримся. Ну? (Своим напором она почти гипнотизирует Бодрикура, и он повторяет её слова — губами или вслух — помимо собственной воли.)

Бодрикур. Ну нет...

Жанна. Как так — нет?

Бодрикур. То есть — да, да! Что верно, то верно. Не так уж я тебя и хочу... Хотя заметь: ты всё-таки милашка! (Скорее по инерции он пытается приобнять Жанну, но она выскальзывает и приятельски хлопает его по плечу.)

Жанна. Ну и хорошо. Хорошо. Да не расстраивайся ты, мой толстячок Робер. Я на тебя за это не сержусь, напротив. А раз мы с тобой по этому пункту договорились, вообрази, что ты уже дал мне мужской костюм, и мы болтаем с тобой, как два славных парня, спокойно и здраво.

Бодрикур. Ну и что?

Жанна. Так вот, мой толстячок Робер, решение от тебя самого зависит. Что касается твоего блестящего хода, благодаря которому тебя заметят в высших сферах, здесь откладывать нельзя. Учти, что англичане повсюду. Понимаешь, чем это пахнет? А что такое французская армия, тебе и самому известно. Парни-то они славные, а вот духом пали. Вбили себе в голову, что уже ничего поделать нельзя, что англичане всегда будут сильнее. Ты пойми, Робер, война — это не турнир, тут мало играть в полную силу, соблюдая правила чести... Надо выиграть, надо хитрить. Надо, чтобы тут варило. Да ты же умница, всё лучше меня понимаешь.

Бодрикур. Да знаю, знаю без тебя! Я сам всегда так думал. Но взять хотя бы моих офицеров. Им бы только подраться или нажраться! А того, кто думает, никто не собирается употребить для дела! Никто, никто, никто!

Жанна. Никто! А ведь именно тебя, который думает, в один прекрасный день осеняет идея. Гениальная идея, которая может всё спасти.

Бодрикур (в полном помрачении). У меня — идея?

Жанна. Да! Только не гони её прочь. Вот-вот тебя осенит. Ведь твоя голова варит быстро, и сразу все мысли в порядок приходят, и как раз сейчас ты всё рассчитываешь и взвешиваешь. По виду никак не скажешь — это в тебе милее всего — а взвешиваешь. Страшно сказать, но во всей Франции есть только один человек, который всё ясно видит, — и это ты!

Бодрикур. И что же я вижу?

Жанна. Ты видишь, что пора вдохнуть душу в этих людей, дать им что-нибудь совсем простое. А как раз в твоей вотчине оказалась девушка, которой, по её словам, является Михаил Архангел. (Бодрикур досадливо хмыкает.) Знаю, что ты скажешь: я, мол, не верю.

Бодрикур. Да!

Жанна. ...Но ты пока что закрываешь на это глаза. Вот этим-то ты и велик! И вот тут-то тебя осеняет идея, которая в тебе зрела, твоя идея.

Бодрикур. Да!..

Жанна. Ты говоришь себе: раз она сумела убедить меня, почему бы ей не убедить и дофина? В конце концов он такой же человек, как и я, между нами, даже глупее. Ведь что требуется нашей армии, нашим молодцам, думаешь ты. Им требуется знамя, кто-то, чтобы их подстегнуть, доказать им, что с ними бог. И вот тут-то ты сразу становишься велик!

Бодрикур. Ты так думаешь?

Жанна. Конечно. Это я тебе говорю, а потом скажут и другие. Ты себе говоришь: лично я, Бодрикур, не так уж уверен, что она послана богом.

Бодрикур. Ага...

Жанна. Но я притворюсь, что верю.

Бодрикур. Да!..

Жанна. Выберу полдюжины молодчиков покрепче для эскорта, дам-ка я ей лошадь и отправлю в Шинон. А если в Шиноне она своего добьется, тогда имя Робера Бодрикура узнает вся Франция!

Бодрикур повторяет её слова.

Жанна. Ну, знаешь! И силён же ты, Робер!

Бодрикур. Да...

Жанна. Раз ты всё это продумал, значит, ты здорово умный!

Бодрикур (обреченно). Да...

Жанна (снова становится деревенской девчонкой). Только дай мне лошадь посмирнее — я ещё не умею ездить верхом.

Бодрикур. Ты же себе шею свернёшь!

Жанна. Как бы не так! А хочешь поспорим! Спорим на мужской костюм, который ты мне ещё не дал?!

Бодрикур. Давай! Эй, Будусс! Вели-ка, братец, седлать двух лошадей! (Хватает Жанну за руку и как бы закидывает её на седло.)

Жанна. Давай!..

Бодрикур. Я немного поразомнусь.

Жанна. Давай!..

Бодрикур. А думать — думать буду завтра. Я сегодня достаточно думал. Вперед!

Жанна. Вперед!

Пантомима. Жанна и Бодрикур скачут на лошадях.
Затемнение.
Потом высвечиваются судьи.

Варвик. В этой девушке определённо было что-то! Особенно мне понравилось, как ловко она вертела этим дураком, внушая ему, что он сам до всего додумался.

Кошон. На мой вкус, сцена чуть грубовата. Будем надеяться, что с Карлом она найдёт другой язык...

Варвик. Но ведь мы с вами, сеньор епископ, занимаемся тем же...

Ведь что такое править людьми, неважно — с помощью дубинки или пастушеского посоха. Править людьми — это значит, заставить глупцов поверить, будто они сами додумались до того, что мы велим им думать. И без всякого божьего вмешательства. (Легкий смешок.) Но оставим эту тему. Она для вас не слишком приятна! Послушаем лучше Шинон. Я лично глубоко презираю трусишку Карла, однако этот персонаж меня всегда забавлял.

Музыка.
Выход королевской семьи.
Посередине Карл, по бокам от него Молодая Королева и Агнесса, его любовница. Позади Королева Иоланта, мать Молодой Королевы — старуха с тяжелой выступающей челюстью и низким каркающим голосом.
Реплики звучат репризно, нарочито; актрисы подпрыгивают и пританцовывают, как куклы, под ритмичную музыку. Идет затяжной спор.

Агнесса. Но, Карл, это же немыслимо! Неужели ты допустишь, чтобы на балу я появилась одетая бог знает как. Твоя любовница — и в головном уборе по прошлогодней моде! Ведь это же просто скандал!

Мол.К. А твоя королева, Карл, — королева Франции! Подумай, что скажут люди. Подумай!

Карл (спокойно). Они скажут, что у короля Франции нет ни гроша, и правильно скажут.

Мол.К. Ооо, я так и слышу, что будут болтать при английском дворе супруга Бэтфорда, супруга Глостера. Я не говорю уже о любовнице кардинала Винчестерского. Вот уж кто, действительно, прекрасно одевается.

Карл (иронически). Прекрасно.

Агнесса. А знаешь ли ты, Карл, что наши головные уборы попадают к англичанам раньше, чем к нам. В конце концов, ты всё-таки король Франции. Как ты можешь всё это терпеть!

Карл. Ну, во-первых, я не король Франции. Я сам пустил такой слух. Во-вторых, терпеть я могу, сколько угодно. А в-третьих, — единственное, что мне удаётся продавать англичанам, — это предметы роскоши. И это хоть как-то поддерживает наш престиж за рубежом. Это единственное, что нам остаётся.

Иоланта. И впрямь, этот престиж — единственное, что нам остаётся.

Карл. Ооооой!

Иоланта. Да, да. И это надо всячески защищать. Я всё слышала, Карл.

Карл. Я в этом не сомневаюсь.

Иоланта. Совершенно необходимо, чтобы на этом балу присутствующие признали, что дамы французского двора одеваются лучше всех на свете.

Карл. Ооо, какие пустяки!

Иоланта. Никто ещё точно не сумел определить, что пустяки, а что — нет. Агнесса права, если у англичан на балу не будет новых головных уборов — это равносильно нашей победе.

Карл. Победе. Которая не помешала англичанам оттяпать у нас Орлеан, милейшая маменька.

Иоланта. Каарл...

Агнесса. Ты просто не отдаёшь себе отчёта, Карл, какого шума по всей Европе наделают наши шляпки. Ведь ты их ещё не видел. Представь себе — двенадцать вершков в высоту. И с рожками. Настоящая революция!

Мол.К. А маленькие складочки сзади!

Иоланта. О, маленькие складочки! Они просто сметут Англию с лица земли.

Агнесса. Карл, если хочешь победы, — она у тебя в руках. А главное — даром!

Карл. Даром, даром. Не смешите меня. Скажи лучше, во сколько мне обойдутся эти ваши шапочки?

Агнесса. Каких-нибудь шесть тысяч франков. Сущие пустяки!

Карл. Шесть тысяч франков?

Агнесса. Это просто даром, если учесть, что они сплошь вышиты жемчугом.

Карл. Жемчугом?

Иоланта. А жемчуг — прекрасное размещение капитала. Когда шапочки выйдут из моды, жемчуг можно спороть и продать какому-нибудь еврею.

Карл. Шесть тысяч франков? Да где же я их возьму, скажите на милость?

Мол.К. Двенадцать тысяч, Карл! Потому что нас двое. Не забывайте, пожалуйста. Надеюсь, вы не хотите, чтобы ваша жена была одета хуже, чем ваша любовница?

Карл. Двенадцать тысяч франков? Вы бредите, мои кисоньки. Я никак не могу понять, маменька, как вы — женщина здравомыслящая — можете их поощрять?

Иоланта. Именно потому, Карл, что здравомыслящая! Разве хоть раз в жизни я действовала против ваших интересов? Я мать вашей супруги, но я лично представила вам Агнессу, когда поняла, что это к вашему же благу.

Мол.К. Пожалуйста, маменька, не хвастайтесь этим.

Иоланта. Агнесса — очаровательная девушка, дочь моя, и прекрасно справляется со своим делом. А нам обеим в высшей степени было необходимо, чтобы Карл, в конце концов, стал мужчиной. А государству это было ещё нужнее, чем нам с вами. Где ваше величие, дочь моя? Вы рассуждаете, как мещаночка. Для того, чтобы Карл стал мужчиной, ему требовалась женщина.

Мол.К. По-моему, я тоже — женщина, и к тому же — его жена.

Иоланта. Я не хочу вас обидеть, моя козочка. Жена. Но, увы, лишь самую малость. И говорю я вам это лишь потому, что сама была такая же — прямолинейная, здравомыслящая, ещё в большей степени, чем вы. И только. Потому-то я терпела, что король, ваш отец, имел любовниц. Главная ваша обязанность — быть королевой. Запомните. Поддерживайте королевский дом, подарите Карлу наследника. А что касается всего прочего — переложите свои обязанности на кого-нибудь другого. Нельзя поспеть всюду. И потом — любовь — это занятие не для порядочных женщин. Мы плохо ею занимаемся. Впрочем, со временем вы сами будете мне благодарны. Ведь так прекрасно спится одной. (Молодая Королева издает тихий стон.) Посмотрите же на Карла. С тех пор, как он познал Агнессу, он стал гораздо мужественнее.

Карл. Вчера я сказал архиепископу «нет». Он попытался, было, меня запугать, прислал Латремуя, чтобы тот наорал на меня, потом грозил отлучить от церкви. Словом, ва-банк. Но я держался стойко.

Агнесса. А благодаря кому?

Карл. Благодаря Агнессе. Мы же прорепетировали всю сцену в постели.

Иоланта. А что хотел от вас архиепископ? Вы мне об этом не рассказывали.

Карл. Не помню. Кажется, отдать англичанам Париж или что-то в этом роде. Но нельзя же поступаться принципами. Париж — это Франция, а Франция — это я. Короче, я пытаюсь в это поверить. Я сказал «нет». Посмотрели бы вы, какую физиономию скорчил архиепископ.

Агнесса. Значит, дорогой, коль скоро это я помогла тебе спасти Париж, ты вполне можешь купить мне шапочку и вторую для своей королевы. Надеюсь, ты не хочешь, чтобы я болела целую неделю?

Мол.К. Карл...

Карл. Ну ладно! Заказывайте ваши шапочки. Архиепископу, вам ли, — всё равно приходится в конце концов говорить «да». Вечно одна и та же комедия.

Иоланта. Ну вот, и стоило ли спорить.

Карл. Но предупреждаю: я представления не имею, из каких сумм я их оплачу.

Агнесса. Подпишешь чек на казначейство, миленький, а там увидим! Пойдёмте, ваше величество, примерим наши шапочки. По-моему, вам больше подойдёт розовая.

Карл. Как, их уже принесли?

Агнесса. Ты ровно ничего в этом не смыслишь, любимый. Подумай хорошенько: для того, чтобы они были готовы к празднику, надо было заказать их, по крайней мере, за месяц. Но мы были уверены, что ты согласишься. Не правда ли, ваше величество? Вот увидишь, какие они в Лондоне скорчат физиономии. А знаешь, Карл, это великая победа для Франции.

Уходят со смехом. Кукольный театр закончился.

Карл. Победа, победа! Хоть бы не смешили меня своими победами! И то будет великой победой, и это. Да, в наши дни всё покупается, и великие победы, в том числе. А что, если у меня не хватает денег позволить себе роскошь — купить себе великую победу. Что, если Франция мне не по карману?

Иоланта. Карл...

Карл. Может, и вам, маменька, тоже нужна шапочка? Заказывайте, не стесняйтесь.

Иоланта. В мои годы, Карл, модные шапочки ни к чему.

Карл. Слава богу, что вы хоть это понимаете.

Иоланта. Карл, я хочу от вас другого.

Карл. Знаю, знаю. Хотите сделать из меня великого государя. Все почему-то хотят сделать из меня великого государя. Даже Агнесса, даже в постели. Это приедается, маменька.

Иоланта. Карл...

Карл. Здорово же вы её натаскали.

Иоланта. Каарл...

Карл. Да когда же вы все, наконец, поймёте, что я просто-напросто ничтожный отпрыск Валуа, и потребуется, по меньшей мере, чудо, чтобы ваши желания сбылись.

Иоланта. Вы не даёте мне сказать.

Карл. Да поймите вы, что у меня просто нет средств, чтобы стать великим государем. Я делаю всё, чтобы угодить этой шлюшке Агнессе. А это слишком дорого обходится.

Иоланта. Каарл...

Карл. А кроме того, я боюсь. Смелость — вещь слишком утомительная в том мире скотов, где мы живём. Вы знаете, что этот жирный боров Латремуй как-то в гневе посмел обнажить шпагу. Мы были наедине, защитить меня было некому. Эта мерзкая скотина чуть не заколол меня! Хорошо, что я успел спрятаться за трон!

Иоланта. Каарл!..

Карл. Вы понимаете, до чего мы дожили! Обнажить шпагу против короля! Они все так со мной обращаются. Знают, может быть, что я незаконнорожденный.

Иоланта. Но ведь вы сами твердите об этом с утра до вечера.

Карл. Вы правы. Но стоит мне увидеть их рожи, все эти рожи законных сыновей, и я сразу начинаю чувствовать себя ублюдком! Ну и времена нынче пошли! Чтобы стать кем-то, надо получить первый приз за гимнастику, или потрясать шпагой, в которой 8 фунтов веса, или щеголять в доспехах, а они такие тяжёлые, что того и гляди, хребет сломают. Когда на меня надевают доспехи, я пошевелиться не могу. Лично я не люблю удары: ни давать, ни получать. А потом, я боюсь, вы понимаете, я боюсь!

Иоланта. Каарл!!!

Карл. Что вы ещё от меня хотите?

Иоланта. Принять эту деву, Карл!!! Она утверждает, что послана богом. И пришла сюда затем, чтобы освободить Орлеан. В народе сейчас только о ней и говорят и ждут с величайшей надеждой, что вы соблаговолите её принять.

Карл. Значит, по-вашему, я ещё недостаточно смешон? Давать аудиенцию какой-то деревенской ясновидящей! Нет, право, маменька, вы меня просто разочаровываете. Такая здравомыслящая женщина...

Иоланта. Я уже дала вам Агнессу, Карл, ради вашего блага, вопреки моим материнским интересам. И я оказалась права. А теперь я прошу вас: примите эту деву. В ней, действительно, что-то есть, или, по крайней мере, все считают, что есть, а это главное.

Карл. Не люблю я девственниц! Сейчас вы снова скажете мне, что я не настоящий мужчина, но они внушают мне страх. К тому же у меня есть Агнесса, и она мне ещё нравится. Не в обиду вам будет сказано, матушка, но у вас странные для королевы наклонности.

Иоланта. Вы меня не поняли, Карл, или притворяетесь, что не поняли. Я прошу вас взять эту крестьяночку в ваш совет, а не в вашу постель.

Карл. В совет? Ну тогда вы просто лишились рассудка, матушка, при всём моём уважении к вам.

Иоланта. А я считаю, что в ваших Советах не достаёт именно крестьянки с простотой и здравым смыслом, коими господь подчас обделяет великих мира сего.

Карл. Короче говоря, матушка, вы за то, чтоб передать бразды правления народу? Этому славному народу, наделённому всеми добродетелями? А знаете, как поступает ваш славный народ, когда силой обстоятельств приходит к власти? Читали историю тиранов?

Иоланта. Я не сведуща в истории, Карл.

Карл. А вот я знаю историю. Эту бесконечную череду ужасов и сплетен; и порой развлекаюсь тем, что представляю себе дальнейший ход событий. Они попытаются осуществить то, что проповедуете вы. На всё посягнут. Простолюдины станут хозяевами королевства через несколько веков, и наступит пора резни и самых чудовищных заблуждений. И в день страшного суда, когда будут подбивать итоги, станет ясно, что самый развращённый из земных владык, в конце концов, обходился миру менее дорого, чем любой из этих добродетельных людей. У меня хоть нет общих идей о насаждении счастья. Они ещё не понимают, какая это неоценимая вещь.

Иоланта. Я не сведуща в истории, Карл, и не собираюсь с вами спорить. Принять эту деву — ещё не значит отдать власть народу. В ней, действительно, что-то есть или, по крайней мере, считают, что есть, а это главное. О ней уже говорят в осаждённом Орлеане и ждут её там.

Карл. Оооо!

Иоланта. Хватит дурачиться, Карл! Вы не отдаёте себе отчёта, насколько всё это серьёзно. В народе только и говорят о ней и ждут с величайшей надеждой, что вы соблаговолите её принять.

Карл. Крестьянская девка перед королём!

Иоланта. Карл!

Карл. Ну хорошо, я приму эту деву, чтобы успокоить вас, маменька. И если ей удастся внушить мне желание говорить с ней о спасении королевства — а пока что это ещё никому не удавалось — значит, она может, действительно, творить чудеса.

У правой стены в темноте столпились придворные. На сцене Король.
На ступенях лестницы возникает Жанна. Поверх свитера на ней теперь кожаный жилет, такой же, как у Бодрикура — он всё-таки дал ей мужской костюм. Жанна стоит, вытянувшись в струнку и молитвенно глядя на Карла.

Жанна. Миленький мой дофин, зовусь я дева Жанна. Царь небесный повелел мне передать вам, что вас будут короновать и помажут на царство в городе Реймсе, и вы станете наместником царя небесного, который и есть король Франции.

Говор.

Кто-то. Всё это очень хорошо, но Реймс, насколько нам известно, в руках англичан. Как же туда попасть?

Жанна. Разбив их. Взяв силой, конечно. Начнём с Орлеана, а потом вступим в Реймс.

Говор.

Кто-то. Но, безумица, разве не того же самого, в течение многих месяцев пытались добиться все наши военачальники, но у них ничего не вышло.

Жанна. А у меня выйдет.

Говор.

Кто-то. Хотелось бы знать, каким это образом.

Жанна. С помощью нашего небесного владыки, пославшего меня.

Говор.

Кто-то. Значит, бог, судя по последним сведениям, решил помочь нам отбить Орлеан?

Жанна. Да. И прогнать англичан из Франции.

Говор.

Кто-то. Мысль здравая, но разве бог не может давать поручения сам? Значит, ему для этого требуешься ты?

Жанна. Да.

Говор.

Кто-то. Девушка, вы сказали, что господь бог желает очистить от врага французское королевство. Если такова его воля, ему не требуется солдат.

Жанна. О, монсеньор, господь не любит лежебок. Пусть солдаты хорошо сражаются, и тогда он дарует им победу.

Говор.

Кто-то. Идёмте, дочь моя.

Карл. Э, нет! Дудки! Я хочу, чтобы вы оставили нас наедине.

Кто-то. Но, ваше высочество, это же непристойно, чтобы сразу ни с того, ни с сего...

Говор.

Кто-то. Наконец, безопасность вашей особы...

Карл (неожиданно твёрдо). Я сам судья в таких вопросах. Выйдите, господа! Такова королевская воля!

Говор. Уход.

Карл. Ушли. Ха-ха-ха. А это неправда, на что они сейчас намекали? Ты ведь не затем пришла, чтобы меня убить?

Жанна. Нет.

Карл. Ты — потрясающая девушка. Ведь они послушались меня в первый раз.

Жанна. Теперь они всегда будут тебя слушаться.

Пауза.

Карл...

Карл. Стоп! Можешь ничего не говорить, я и так всё знаю.

Пауза.

Держу пари, ты сейчас начнёшь бубнить, что я должен стать великим государем. Ну? Разве нет? А? Ну! Говори!

Жанна. Да!

Карл. Ха-ха-ха! (Грозно.) Ну так вот, если не хочешь, чтобы я тебя сразу выгнал, давай говорить о чём-то другом. Я тебя принимаю только для того, чтобы досадить этим свиньям. Ха-ха-ха! Представляю, как они там бесятся. (Вдруг.) Послушай, а как ты меня узнала? На мне ведь короны не было? Да и вид у меня не особенно...

Жанна. Господь бог отметил вас через вашего отца и деда и длинную череду королей.

Карл. Ха-ха-ха! Отметил, говоришь? Через отца и деда? А ты знаешь, что мой папа был сумасшедший? А это не вселяет особенной отваги. Правда, бывают дни, когда мне хочется быть его сыном. Лишь бы не сомневаться — настоящий я король или нет. А в иные дни — наоборот. Пусть уж лучше буду незаконным. А то, знаешь, страшно к тридцати годам спятить.

Жанна. Ну а всё-таки, что бы ты предпочёл?

Карл. Смотри-ка, да ты уж мне тыкаешь! Что это сегодня взбесились все, что ли? Забавный выдался денёк. По-моему, я нынче не соскучусь.

Жанна. Ты не ответил, Карл.

Карл. А ты смелая. Тебе повезло.

Пауза.

Вот слушай. В те дни, когда я чувствую прилив отваги, я предпочитаю быть настоящим королём. Даже если в один прекрасный день мне суждено спятить. А в те дни, когда отвага улетучивается, мне хочется послать всех к чёрту и удрать со своими жалкими грошами за границу.

Жанна. А сегодня тебе не хочется удрать?

Карл (слабым голосом). Сегодня? Нет, сегодня я немножко храбрый. Не слишком, но немножко. Иначе бы я тебя не принимал.

Жанна. Отлично.

Карл. Да?

Жанна. С сегодняшнего дня ты всегда будешь храбрым, Карл.

Карл. С чего ты взяла? Ха-ха! Фокус, что ли, у тебя какой есть?

Жанна. Есть.

Пауза.

Карл. А ты, часом, не колдунья?

Жанна. Нет, я не колдунья. (Значительно.) А фокус у меня всё-таки есть.

Карл. А не продашь ли ты мне свой фокус?

Жанна. Я тебе его так открою.

Карл. Гм... Даром, что ли?

Жанна. Да!

Карл. Ну тогда я тебе не верю. Или это плохой фокус. А если хороший, то обойдётся слишком дорого. Бескорыстным людям всегда приходится переплачивать. Меня не так-то просто оставить в дураках. Я всё понимаю.

(Орёт.) Закройте дверь!

Жанна (тихо). Ты слишком много понимаешь, Карл.

Карл. Надо же как-то себя защищать. Посмотрел бы я на тебя, будь ты одна среди этих скотов, которые только и думают, как бы всадить тебе в бок кинжал, когда ты меньше всего этого ожидаешь. Ну ладно, хватит об этом. Давай лучше займёмся чем-нибудь другим. (Нервно.) В карты умеешь играть?

Карл уже всё понял
и старается отдалить момент решительного объяснения.
Большой напольный светильник посередине сцены сейчас — карточный столик,
на нем разложена воображаемая колода карт.

Жанна. А что такое карты?

Карл. Ха-ха, деревенщина. Это такая игра. Забавная. Сама увидишь. Иди сюда, я буду тебя учить играть. Надо же как-нибудь протянуть время. Пусть они там побесятся. Иди-иди, я буду тебя учить.

Жанна. Ладно. Если хочешь — учи, а потом я тебя научу.

Карл. Чему?

Жанна. Как ничего не бояться и не быть чересчур умным.

Карл. С чего ты взяла, что я боюсь? Хм, глупость какая!

Жанна. Карл!

Карл. Ладно, смотри. (На картах показывает невозможность её замысла.) Видишь карты? Тут всё, как в жизни. Холопы, дамы, короли. Какая, по-твоему, самая сильная карта?

Жанна. Король.

Карл. Верно, король — одна из самых сильных карт. Но в карточных играх есть карта посильнее короля. Вот посмотри, видишь? Только одинокое большое сердце в центре.

Жанна. Тогда это бог. Ведь только он распоряжается королями.

Карл. Да нет же, упрямая деревенщина. Оставь ты бога в покое. Мы сейчас в карты играем. Не бог, а туз.

Жанна. (Она не принимает игру. Возмущенно.) Как так туз? Значит, дурацкая игра твои карты! Кто же это может быть сильнее короля, если не бог?!

Карл. Представь себе, туз, туз, туз!

Туз, если тебе угодно, — это бог. Но только свой в каждом лагере. Туз червей, туз пик, туз треф. В каждой масти по тузу. Ты думаешь, англичане не молятся так же усердно, как мы. Думаешь, у них нет бога, который их охраняет, защищает и посылает победу?! Бог — арбитр и считает очки. Запомни. И в конце концов он всегда за тех, у кого много денег и большая армия. Почему это ты хочешь, чтобы бог был за Францию, когда у неё уже почти ничего не осталось?

Жанна (тихо). Возможно, как раз потому, что у неё ничего не осталось, Карл.

Карл. Плохо же ты его знаешь.

Жанна. Нет, знаю лучше, чем ты, Карл. Бог не с теми, кто сильнее. Он с теми, кто храбрее! Он не любит тех, кто боится.

Карл. Значит, он меня не любит. А если он меня не любит, то почему это я должен его любить? Пусть бы он сделал меня храбрым. Разве я против?

Жанна. Стало быть, ты воображаешь, что бог — твоя нянька, и нет у него других дел, как только с тобой возиться! А почему бы тебе не попробовать хоть чуточку самому выпутаться, пользуясь тем, что он тебе дал?

Карл. А что он мне дал? Что?!

Жанна. Ты — король, Карл! Разве этого мало?

Карл. Представь себе, мало! Я с утра до вечера твержу себе: «я король, я король», но от этого мне не легче.

Жанна. А тебе и не будет легче. Чтобы почувствовать себя королём, надо совершить что-нибудь королевское.

Карл. Интересно — что? Занять первый приз за гимнастику? Или, может быть, набить морду Латремую?

Жанна. Почему бы и нет?!

Карл. А ты знаешь, что этот жирный боров посмел как-то обнажить против меня шпагу. Мы были одни, и защитить меня было некому. Эта мерзкая скотина чуть было не заколола меня. Хорошо, что я успел спрятаться за трон. Кто здесь считает меня королём? Кто? Они все смеются надо мной.

Жанна. Ты сам виноват, Карл. Англичане топчут Францию у самых стен твоего замка, а ты уставился в свои дурацкие карты и ничего не хочешь видеть.

Карл. Да всё я вижу! Но от этого мне становится так страшно, что я стараюсь сделать вид, будто ничего не происходит. Так легче! Понимаешь — легче!!!

Жанна. Быть в стороне всегда легче, Карл. А ты попробуй что-нибудь предпринять.

Карл. Ну что я могу? Что я могу?

Жанна. Многое, Карл. Конечно, ты можешь продолжать играть в карты, лаяться с архиепископом и Латремуем и ждать, когда сюда придут англичане. А можешь — разбить англичан и восстановить королевство, которое у тебя рвут из рук.

Карл. Но я не умею драться...

Жанна (чуть не плача). Карл, у тебя от королевы есть сын. А что ты ему оставишь, когда помрёшь? Крохотный кусочек Франции, обглоданный англичанами? Или в тебе стыда нет?

Карл. Ооооо! Мммм!

Жанна. Он тоже потом скажет, когда вырастет: «Бог мною не интересовался». А ведь это ты им не интересуешься. Для сына ты сам бог. Это он поручил тебе сына.

Карл. (Ему стыдно, он почти уже сдался.) Я плохой король.

Жанна. Бог создал тебя королём, и ты не жалуйся! Не жалуйся! Чем тяжелее бремя, тем, значит, бог сильнее печётся о человеке.

Карл (спохватываясь). Но я же всего боюсь!

Жанна. Это ерунда, Карл. Если всё дело в этом — это ерунда. Сейчас, Карл, я тебя научу. Открою свой фокус. Только смотри, никому не проговорись.

Карл. Но я же всего боюсь.

Жанна (становясь перед ним на колени и заглядывая в глаза). Я тоже всего боюсь.

Карл. Как?

Жанна. А вот так. Ты думаешь, мне было легко до тебя добраться? Думаешь, я не боялась? Знаешь, как орал на меня Бодрикур. Ещё как боялась.

Карл. А как же ты тогда поступала?

Жанна. А так, словно бы не боялась. Это не трудно. Скажи себе: «Ладно, я боюсь, но это моё личное дело. Никому не обязательно об этом знать. Продолжим». И продолжаешь.

Карл. Ну а если...

Жанна. Увидишь, что против чего-то бессилен?

Карл. Да. Например...

Жанна. Англичан? Англичан, которые понастроили под Орлеаном крепостей и сидят себе прочно. Ты скажешь: ладно, они берут числом. У них толстые стены, пушки, солидные запасы стрел. Что ни говори, они сильные. Но пусть. Я боюсь. Порядком боюсь. Так, ладно. А теперь, когда я отбоялся как следует, — вперёд! А те как удивятся, что ты не боишься, что сами сразу начнут бояться. И ты одержишь верх. Вот и весь секрет.

Карл. И это всё?

Жанна. Всё. Но и этого хватит. Бог не требует от человека чего-то необыкновенного. Надо только довериться тому, что в тебе есть. Поверить в ту маленькую частицу себя, которая и есть бог.

Карл. Значит, ты считаешь, что надо попытаться применить твой фокус?

Жанна. Конечно, всегда надо пытаться.

Карл (повеселев, мстительно). Значит, позвать архиепископа, военачальников и объявить им, что я поручаю тебе командовать армией, и посмотрим, какие у них будут лица?

Жанна. Умница.

Карл (снова спохватываясь, почти воя от страха). Но я же боюсь. Я уже сейчас от страха подыхаю.

Жанна. Вот и отлично. Главное, чтобы когда они придут, у тебя страха совсем не осталось.

Карл. Я боюсь, боюсь.

Жанна. Здорово боишься? Сильнее не можешь?

Карл. По-моему, не могу.

Жанна. Везёт же тебе, Карл. У тебя перед ними огромное преимущество. Самое главное — это отбояться первому, ещё до сражения. Да что я тебе всё объясняю. Сейчас сам увидишь. Монсеньор архиепископ, господин Латремуй! Его высочество дофин желает говорить с вами!

Карл. Что ты делаешь, я сейчас умру от страха. Я никого не звал! Я не хочу говорить!

Они. Вы нас звали, ваше высочество?

Карл (вертится волчком, не в силах решиться). Ммммм!..

Жанна. Карл!

Карл (орёт в истерике, топая ногами и приседая от страха). Да, звал! Я принял решение. Решение это касается всей страны, а также и вас, господа. Я поручаю командование моей королевской армией деве, здесь присутствующей. Если вы не согласны, прошу сдать оружие. Вы арестованы. Господин архиепископ, прошу нас благословить. Вот так. Благодарю вас. Эта дева поведёт нас на Орлеан. А теперь, когда мы все хорошенько отбоялись, вперёд! На Орлеан!

Снова на сцене суд.
Говор. Реплики по поводу сцены с королём.

Варвик. Конечно, в действительности, всё это происходило совсем не так. Был сначала совет. Шли бесконечные споры «за» и «против», и в конце концов, было решено воспользоваться Жанной, как хоругвью, что ли, дабы не обмануть народных чаяний. В общем, некий амулетик, который как раз годится для того, чтобы пленять простой люд и убедить его идти на убой.

Говор.

А мы хоть и давали перед каждой атакой нашим людям тройную порцию джина, ничего не могли поделать. И нас, вопреки всем законам стратегии, начали бить именно с этого дня, с того дня, когда Жанна возглавила армию. Над головами французских пехотинцев запел в небе Франции Жаворонок.

Говор.

(Мечтательно.) Лично я, монсеньор, обожаю Францию. И поэтому буду безутешен, если мы её потеряем. Эти две чистые нотки, эта весёлая ерундовская песенка маленького жаворонка, неподвижно висящего в солнечных лучах, в то время как в него целится стрелок, — в этом вся Франция. Словом, лучшее, что в ней есть. Обожаю Францию!

Кошон. Однако, именно вы целитесь в него.

Говор.

Варвик. Человек соткан из противоречий, сеньор епископ. И очень часто убивает то, что любит. Вот, например, я обожаю также животных, а ведь я заядлый охотник.

Говор.

(Возвращаясь к деловому тону.) По-моему, мы немного отвлеклись. Продолжим. Жаворонок попался. Компьенская ловушка захлопнулась. Блистательная страница сыграна. Карл и его свита выкинуты вон. И даже не взглянув на маленький амулет, который, по-видимому, уже не приносит им счастья, возвращаются к старой доброй политике.

Говор, переход, музыка, пантомима.

Фискал. Дьявол завладел ею! Дьявол!

Жанна. Что бы вы ни говорили, вы ничего не добьётесь. Моя душа не подвластна вам, она не боится ни страха, ни пыток.

Фискал. Дьявол завладел твоей душой! Дьявол!

Жанна. Ничего вы не добьётесь!

Всеобщее возмущение.

Кошон. Жанна, почему ты так упорствуешь? Ради чего? Ради кого ты рискуешь быть отвергнутой церковью?

Жанна. Неееет...

Кошон. Пойми, Жанна: отныне уже никто не верит в тебя. Ты — одна.

Жанна. Нет! Мой король верит в меня!

Кошон. Твой король — уже не король Франции.

Фискал. Отныне наш государь Генрих VI.

Жанна. Значит, вы предали Францию.

Пауза.

Кошон. Мы любим Францию так же сильно, как и ты. И именно из-за этой любви мы признали английского короля своим властелином, дабы могла Франция подняться из руин, залечить свои раны и выйти, наконец, из этой страшной, из этой бесконечно долгой войны, обескровившей её.

Фискал. Марионетка, которой ты служила, — уже не наш властелин.

Жанна. Войну надо было выиграть.

Фискал. Король Англии и Франции Генрих VI!

Кошон. Войну надо было выиграть?

Жанна. Да.

Кошон. Но твой король не сделал этого.

Жанна (наступая на Кошона). Не трогайте моего короля. Не трогайте моего короля! Он здесь ни при чём!

Пауза.

Варвик. Ни при чём?! Твой король предал тебя!

Смех Фискала.

Жанна (с улыбкой, не глядя). Неправда.

Инквизитор. В таком случае, почему же он до сих пор не вспомнил о тебе. Ведь он мог бы тебя выкупить.

Жанна. У него нет денег.

Фискал. Но ведь у него было войско. Почему же он не освободил тебя?

Жанна. Значит, у него были другие дела. Он не успел.

Варвик. Твой король предал тебя, Жанна. Во все свои города он разослал письма, в которых отрёкся от тебя.

Говор.

Надо отдать ему должное. Карл — дальновидный политик и не желает быть обязанным своей короной твоему вмешательству.

Пауза.

Жанна. Карл?..

Карл (высвечивается). Поставь себя на моё место, Жанна. Если для того, чтобы я короновался, потребовалось чудо, значит, я стал королём не совсем естественным путём. Небесная помощь — это, конечно, хорошо, однако внушает подозрения. Я предпочитаю, чтобы тебя вообще никто не посылал: ни бог, ни дьявол. Это политика, здравая политика. (Исчезает.)

Пауза. Жанна осознает услышанное.

Кошон. Ну, Жанна, что ты скажешь на это?

Жанна (не давая Кошону говорить). Ну что ж, если мой король меня предал (пауза) — значит, так надо было Франции.

Возмущенный говор.

Кошон. Жанна, не воображай, что твоё упорство перед лицом судей — есть знак того, что бог тебя поддерживает.

Фискал. У дьявола тоже крепкая шкура, и он умный. До того как восстать против бога, он был один из самых умных ангелов.

Инквизитор. Мессир Фискал...

Жанна. А я вот неумная, мессир. Я простая деревенская девушка. Но ежели что чёрное, не могу же я говорить, что это белое. Вот и всё. Мои голоса говорили мне (хочет что-то сказать)...

Кошон. Ты нарочно отвечаешь сейчас, как маленькая упрямица. Мы разговариваем с тобой, как священнослужители, как защитники пресвятой нашей матери-церкви. Какие у нас есть основания принимать на веру то, что ты говоришь. Или ты хочешь, чтобы мы признали, что бог послал тебя бороться против дела, которое мы защищаем.

Фискал. ...что бог против нас?!

Жанна. Сами увидите, когда вас разобьют. Вас разобьют, разобьют!

Говор, музыка, переход.

Фискал. Пророчествуешь, ведьма!

Кто-то. Мессир Фискал...

Жанна. Мои голоса говорили мне...

Кошон. Жанна! Неужели ты думаешь, что ты первая слышала голоса?!

Жанна. Нет, конечно, нет.

Кошон. Не первая и не последняя. И что станет с нашей церковью, если каждой девушке, слышавшей голоса, будет предоставлена полная свобода действий? Разве церковь выстоит?

Жанна. Не знаю.

Кошон. Не знаешь? Ты была полководцем, Жанна. Командовала солдатами.

Жанна (просветлев). Да. Я командовала сотнями славных парней, которые верили мне и шли за мной.

Кошон. Ну вот, а теперь вообрази: утром, перед атакой, какому-нибудь твоему солдату были голоса. И велели идти штурмом совсем не на те крепостные ворота, которые ты наметила, или вообще отложить атаку. Что бы ты тогда сделала?

Жанна (насмешливо). Сеньор епископ, сразу видать, что вы священник. Да вы никогда наших солдатиков вблизи не видели. Дерутся они здорово. Пьют, как лошади — это да. А вот насчёт того, чтобы слышать голоса...

Кошон. ...Такого солдата во всех армиях мира, включая и твою тоже, заставили бы замолчать.

Фискал. И куда более грубыми средствами, чем те, какими мы пытаемся урезонить тебя.

Жанна. Бейте сплеча. Это ваше право. А моё право верить моим голосам. Я и спасала Францию.

Фискал. Гордыня! Самонадеянность! А тебе не пришло в голову, что лучше бы тебе сидеть дома у материнской юбки.

Жанна. Я думала об этом.

Инквизитор. Мессир Фискал прав, Жанна. Раз ты была в прямой связи с голосами, не было ли более уместно для девушки посвятить свою жизнь молитвам, дабы небеса, вняв твоим мольбам, изгнали бы англичан и спасли Францию.

Жанна. Господь хочет, чтобы люди сначала сами бились. Молитва — это уже потом, в дополнение. Именно это я и объяснила Карлу.

Фискал. Ну говори, говори, какой знак ты подала своему королю в Шиноне, чтобы он поручил тебе командование армией?

Карл (появившись на мгновение). Никакого знака не было.

Говор.

Фискал. Дала ты ему кусочек мандрагоры, чтобы она хранила его, и он приобрёл мужество? Что ты дала ему? Говори!

Жанна. Вы сами произнесли это слово. Я дала ему мужество. Вот и всё. Никаких чудес не было. Тут нет никаких чудес.

Фискал. Значит, всё сделала ты? А бог? Или, словом, та сила, которую ты считаешь богом, по-твоему, ни во что не вмешивалась?

Жанна. По-моему, бог вмешивается всегда и во всё. Но там, где можно обойтись здравым смыслом, он не будет тратиться на чудо. Я предпочла...

Фискал (выскакивая вперед). Слушайте, слушайте все! Что она говорит! Бог не будет тратиться на чудо! Стало быть, ты не веришь в те чудеса, о которых говорится в священном писании! Отрицаешь то, что сотворил Иисус Христос на свадьбе в Канне, что он воскресил Лазаря, что...

Жанна (перебивая). Да нет же, мессир. Просто я считаю, что и люди делают сами подлинные чудеса. Творят их с помощью мужества и ума, дарованного господом богом. Ведь человек является величайшим из чудес господних.

Фискал. Богохульница! Человек — это нечисть! Мерзость! Похотливое видение! Человек корчится в ночи на ложе своём, ибо он во власти скотских наваждений!

Жанна. Да, мессир, он грешит. Он гадок. А потом вдруг, неизвестно почему, выйдя из дома разврата, он бросается под копыта взбесившегося коня, чтобы спасти незнакомого ребёнка, и спокойно умирает с перешибленным хребтом. Он, который только и думал о том, чтобы провести повеселее ночь!

Говор.

Фискал. Умирает, как скот, во грехе, осуждённый на вечные муки! Без последнего напутствия!

Жанна. Нет, мессир! Умирает сверкающий, чистый! И господь с улыбкой ждёт его на небесах, ибо он дважды поступил, как человек: совершив зло, и совершив добро. А бог как раз и создал человека ради этого противоречия.

Говор.

Инквизитор. Итак, Жанна, ты оправдываешь и возвышаешь человека, считая его величайшим из чудес господних, человека — который само воплощение греховности, заблуждения, бессилия?!

Жанна. Но также и силы, отваги и света! Я многих таких на войне повидала. Многих! (С воодушевлением.) Лаир, Ксентрай! Мои командиры. Славные мои бешеные быки. Последнее слово ещё не сказано. Вы увидите, они придут и освободят меня!

Говор.

Варвик. Жанна, неужели ты ещё веришь в своё освобождение? Ха-ха-ха!

Жанна. Да. Мои голоса говорили мне, что я буду освобождена в день великой победы!

Смех Фискала.

Варвик (вкрадчиво). А может быть, они сказали тебе и когда это произойдёт?

Жанна. Нет, но я точно знаю, что буду освобождена.

Варвик. Но ведь с тех пор, как ты попала к нам, твои голоса молчат.

Пауза. Жанна внезапно понимает, что Варвик прав.

Значит, они забыли тебя?

Пауза.

Жанна (защищаясь от этой мысли). Если мои голоса и забыли обо мне, господь бог не может забыть о Франции. Вас разобьют!

Говор.

Ладвеню. Монсеньор, на своём, пусть неуклюжем, языке, Жанна говорит нам то, что чувствует. Возможно, она заблуждается, но зато её наивные слова идут от сердца. Так или иначе, она не может мыслить настолько чётко, не может уложиться в рамки нашей диалектики. Боюсь — под давлением наших вопросов она может сказать больше или же не то, что хотела бы сказать.

Кошон. Брат Ладвеню, как честные люди, мы не используем во зло её неловкие ответы. Но наш долг довести допрос до конца. Мы не так уж уверены, что имеем дело с одной только Жанной. Не забывайте этого.

Жанна. Придёт день, на нашей земле не останется ни одного английского солдата, кроме тех, которые найдут на ней свою смерть!

Пауза.

Варвик. Но почему ты так уверена, что бог за Францию? Не понимаю, почему бы ему не помочь нам, англичанам? Во всяком случае, теперь он явно на нашей стороне.

Жанна. Поймёте, когда сюда придут мои солдаты. Они придут и приведут с собой три, а то и четыре сотни верных копий.

Варвик. Они пришли. Они подошли к воротам Руана, твои солдаты. Узнали, сколько в городе англичан и ушли.

Смех Фискала.

Жанна (растерянно). Ушли?

Варвик. Да.

Жанна. И не дали боя?

Варвик. Представь себе.

Всё через паузы.

Жанна. Ну конечно же, пошли за подкреплением. Они пошли за подкреплением, а потом вернутся.

Кошон. Они никогда не придут, Жанна.

Жанна. Неправда! Лаир придёт, пусть даже не будет ни одного шанса на победу! Пусть...

Варвик. Твой Лаир теперь просто главарь банды, и он продался вместе со своим отрядом другому государю, прослышав, что твой собирается заключить мир. Как раз в эту самую минуту он шагает к Германии в расчёте ограбить ещё одну страну. Видишь, как всё несложно?

Жанна. Лаир?!. (с отчаянием) Лаир?!.

Короткий наплыв музыки.
Жанна опускается на колени, обхватив голову руками

Неправда, неправда! Мои голоса говорили мне, что я буду освобождена!

Бормочет что-то, потом затихает.

Кошон. Успокойся, Жанна.

Инквизитор (встает и выходит вперед). Итак, Жанна, когда ты впервые услышала голоса, тебе ещё не было пятнадцати?

Жанна. Да.

Инквизитор. Поначалу они тебе говорили только: будь доброй и умной и чаще ходи в церковь. (Пауза.) Так?

Жанна. Да, мессир.

Инквизитор. Но однажды они сказали нечто иное, нечто слишком определённое для небесных голосов?

Жанна. Они сказали: иди спасать Францию, прогони англичан.

Инквизитор. То есть в один прекрасный день ты, повинуясь голосам, почувствовала потребность взять на себя бремя человеческого горя?

Жанна (потрясенно). Да, бремя человеческого горя.

Инквизитор. Но ведь ты тогда должна была знать всё до конца, если твои голоса были с тобой откровенны: что поход твой будет славным, но коротким, и ты очутишься там, где находишься в данную минуту? Одна, среди нас, затравленная, у подножия костра, который тебя ждёт на рыночной площади...

Жанна (протестуя). Нет.

Инквизитор. И где ты сгоришь заживо...

Жанна. Неет!

Музыка. Смех Фискала.

Инквизитор. Не лги, Жанна. Ты должна была всё это предвидеть, коль скоро это произошло.

Жанна. Мои голоса говорили мне, что я буду брошена в темницу, но потом я буду освобождена.

Инквизитор. Освобождена! Странное всё-таки слово для небесных голосов. Смерть, она ведь тоже освобождает. (Секундная оценка.) И всё-таки ты ушла. Вопреки воле отца, матери, вопреки всем препятствиям.

Жанна. Да, мессир.

Инквизитор. Почему?

Жанна. Так надо было.

Инквизитор. Понимаю. Ты ушла, чтобы помочь своим братьям, людям в их сугубо человеческих делах? Помочь им снова завладеть землёй, которая принадлежит им?

Жанна. Да.

Инквизитор. Но ведь для этого ты повела в бой солдат, чтобы убивать. Это грех.

Жанна. Да. Я молю господа бога, чтобы он отпустил мне этот грех. Вечерами я плакала на поле боя, видя, что весёлый утренний праздник обернулся для многих бедняг смертью.

Инквизитор. А поутру начинала всё сызнова?

Пауза.

Кошон. Ну, допустим, твоё участие в битвах было необходимо. Но сейчас, когда установлен мир, когда ты уже совсем одна, ради кого ты упорствуешь? Ради тех, кто тебя предал?

Пауза.

Это бессмысленная жертва. Отрекись от содеянного, Жанна, и вернись в лоно нашей матери-церкви. Я убеждён, что в глубине сердца ты по-прежнему остаёшься её дочерью.

Пауза.

Жанна. Да, я дочь церкви.

Кошон. Доверься же безоговорочно своей матери, Жанна. Церковь взвесит тяжесть твоих заблуждений, тебе больше не надо будет самой ни о чём думать. Ты отбудешь своё наказание и пойдёшь с миром.

Варвик (предостерегающе). Сеньор епископ...

Пауза.

Инквизитор. Что же тебя останавливает, Жанна?

Жанна. Во всём, что касается веры, я доверяюсь церкви. Но я не отрекаюсь от содеянного мною.

Говор, возмущение.

Инквизитор (удовлетворенно). Теперь вы понимаете, святые отцы, кого вы судите? Человека! Человека, поднявшего голову. Неужели эти небесные голоса оглушили и вас также? Вы упорно пытались обнаружить, уж не знаю, какого дьявола, спрятавшегося за ними. Как бы мне хотелось, чтобы там и впрямь оказался дьявол. Суд над ним был бы недолог. Дьявол — наш союзник. В конце концов, он бывший ангел, он из наших. Святая инквизиция, которую я здесь представляю, способна распознать своего врага, в каком бы облике он ни предстал перед судом. И враг этот — не дьявол с лошадиным копытом, который всюду мерещится мессиру Фискалу. Её враг, её единственный враг — это человек. Человек, казалось бы, такой мирный, которого насквозь видно. Смотрите на него, скованного, обезоруженного: рухнул ли он наземь, моля господа бога взять его вновь в руци свои? Нет, он отворачивается, он противостоит пыткам, унижению, ударам. Он, низринутый до положения жалкой твари, поднимает глаза к этому непобеждённому образу самого себя, ибо это и есть его единственный бог. И он отвечает. Повтори, Жанна — тебе же до смерти хочется повторить — «От содеянного мною...»

Жанна. ...никогда не отрекусь!

Инквизитор. «...Никогда не отрекусь!» Слышите эти слова, которые все они твердят на кострах, на эшафотах, в камерах пыток. Слова, которые они будут произносить ещё века с тем же бесстыдством, ибо никогда не кончится охота за человеком. Тот, кто любит человека, не любит бога!

Ладвеню. Однако бог сам захотел быть человеком.

Инквизитор (с раздражением). Помолчите, брат Ладвеню. Вы молоды и, хочется верить, в силу этого великодушны. Но, я думаю, в скором времени опыт вас научит, что молодость, великодушие, любовь к человеку — суть имена врагов.

Ладвеню. Но наш господь любил человека. Он сказал: «Пустите детей приходить ко мне», он положил руку на плечо женщине, уличённой в прелюбодеянии, и сказал ей: «Иди с миром»

Инквизитор. Замолчите, брат Ладвеню! Приказываю вам замолчать! Или, в противном случае, придётся заняться также и вами. Да, мы приводим в проповедях евангельские тексты, мы требуем, чтобы священники их толковали. Но святая инквизиция защищает нечто более высокое и тайное, нежели мирские интересы церкви.

Ладвеню. Всё, что мы знали о Жанне с самого раннего её детства, свидетельствует о смирении, ласковости, христианском милосердии...

Инквизитор (гневно). Сеньор епископ, в силу данных вам на этом процессе неограниченных полномочий председателя суда прошу вас обойтись на сегодня без вашего молодого помощника. После заседания суда я доведу до вашего сведения выводы о тех мерах, которые я собираюсь, если понадобится, принять против него, или кого угодно. Да будет вам известно: мы можем дотянуться до любой головы, как бы высоко она ни вознеслась. И если господь попустит, и я впаду в заблуждение, я сам буду свидетельствовать против себя! Упаси меня господь...

Кошон. Выйдите, брат Ладвеню.

Ладвеню. Мессир инквизитор, я обязан повиноваться вам, равно как и его преподобию мессиру епископу. Я ухожу. Я молчу, я лишь молю нашего господа Иисуса Христа, пусть он, когда вы останетесь наедине с ним, внушит вам, как слаб и мал ваш враг.

Покидает суд.

Инквизитор (с холодной яростью). Есть ли необходимость продолжать допрос. На все ваши вопросы она ответит вам, как обычно отвечает человек: то, что я сделала — я сделала. Это моё. Всё, что вы можете — это убить меня. Но заставить сказать «да» — этого вы не можете.

Пауза.

Вот почему я требую, чтобы Жанну отлучили от церкви и передали в руки светским властям, дабы они покарали её, обратившись к ним с просьбой вынести смертный приговор. Это будет ничтожная победа над тобой, но, наконец-то, ты замолчишь. Пока что мы не нашли более верного способа.

Пауза. Говор.

Жанна (не с испугом, но с возмущением). Как смертный приговор? Как? Вы что! Меня ждёт Франция. Меня ждёт мой народ. Как смертный приговор? Если меня забыл мой король, если меня предали мои командиры — народ помнит свою Жанну. Он верит мне! Он меня ждёт! Они не знают, что я здесь, они просто не знают!

Кошон. Жанна, они всё знают.

Жанна. Кто?

Кошон. Народ. Твой народ. Ты слышишь рёв? Это ревёт толпа. Она с утра ждёт тебя. Они пришли спозаранку, чтобы захватить лучшие места. Как раз в эту минуту они закусывают привезённой из дома провизией, бранят своих ребятишек и допытываются у солдат, скоро ли начало казни. Они всё знают.

Жанна. Нет, я вам не верю. Ни единому вашему слову.

Кошон. В этом нетрудно убедиться. Смотри.

Указывает в сторону лестницы.

Смотри, Жанна, твой народ — это те самые люди, которые приветствовали тебя радостными кликами, если бы ты продолжала побеждать. Просто всё повернулось иначе. И теперь они пришли посмотреть, как тебя будут жечь.

Жанна. (Подходит к лестнице. Обращается зычно, как перед строем.) Народ Франции!!! (Пауза.)

(Умоляюще.) Кто любит меня... (Пауза.)

(Почти всхлипывает.) За мной!.. (Пауза. Жанна сломлена.)

Кошон. Они тебя уже не услышат. Их следует простить, Жанна. Всю жизнь они достаточно дорого расплачиваются за то, что они — народ. И имеют поэтому право на свои скромные развлечения. А что до их веры в тебя, Жанна, — их следует простить.

Жанна (сквозь слезы). Да, я прощаю... И вас также прощаю, мессир.

Фискал. Гордячка! Гнусная гордячка, Монсеньор беседует с тобой, как отец, желая спасти твою заблудшую душу, а ты имеешь наглость говорить, что прощаешь его!

Кошон. Жанна, мессир инквизитор первым потребовал, чтобы тебя отлучили от церкви и предали смерти. Боюсь, что этого потребует и мессир Фискал. Каждый из нас вынесет своё суждение, но решать буду я.

Фискал. Двух мнений быть не может.

Жанна растеряна, впервые она не знает, что делать.

Кошон. Жанна, в последний раз я протягиваю тебе руку помощи, милосердную длань твоей матери-церкви, которая вновь хочет тебя приблизить к себе и спасти. В последний раз! Ты отважная девушка, но ведь и ты, должно быть, боишься смерти.

Жанна (вконец запутавшись, сквозь слезы). Господи, что вы от меня хотите?

Фискал (бормочет).

Кошон. Мессир Фискал! Жанна, мы хотим, чтобы ты признала свою вину перед лицом матери-церкви. Мы хотим, чтобы ты вверила ей себя. Ведь ты не переменила веры?

Жанна. Неет! Я хочу вверить себя церкви. Хочу причаститься. Но мне отказывают!

Говор.

Кошон. Мы дадим ей причастие после исповеди. Надо только, чтобы она сказала нам: «да». Жанна!

Жанна. А мои голоса?

Кошон. Ну что твои голоса? Допустим даже, что бог действительно разговаривал с тобой через своего архангела. И если мы не верим твоим голосам, тогда именно мы понесём тяжкий грех тщеславия, неверия и гордыни. А ты, ты ничем не рискуешь. Пойми, ты ничем не рискуешь. Неужели ты думаешь, что костёр — лучший выход?

Жанна. Нет... зачем вы меня мучаете?

Кошон. Тебя никто не мучает, Жанна. Мы хотим тебя спасти.

Жанна. А что я должна делать?

Кошон. Сначала ты должна понять, что, уверяя всех, будто ты послана богом, ты не могла принести пользы никому и ничему. Ты в плену и сражаться не можешь, твои солдаты оставили тебя, король отрёкся, а твои голоса? Они ведь больше не говорят с тобой.

Жанна. Не говорят...

Кошон. Так ради чего продолжаешь ты упорствовать?

Жанна. Не знаю...

Плачет, скорчившись на полу.
Кошон подходит к Жанне и отеческим жестом кладет ей руки на плечи. Она прижимается к его ногам.

Кошон. Успокойся, Жанна, ты просто растерялась. Тебе задавали десятки вопросов, и ты, естественно, растерялась. Я сейчас поставлю тебе только три вопроса. Ответь трижды «да» и будешь спасена. Слушай же меня внимательно. Вверяешь ли ты себя смиренно святой матери-церкви? Соглашаешься ли на безоговорочное и полное покаяние?

Жанна. Да, но...

Инквизитор. Никаких «но», Жанна.

Жанна. Я не хочу, чтобы меня вынуждали говорить противное тому, что говорили мне мои голоса!

Музыка. Говор.

Кошон. Жанна, ты с ума сошла.

Инквизитор. Слушайте, что говорит человек. Не существует двух способов заставить его замолчать.

Кошон. Ты что, Жанна! Это последнее, что я могу для тебя сделать. Больше я ничего не смогу. Церковь ещё верит, что ты её дочь. Она тщательно взвесила каждый вопрос, каждое слово, желая облегчить тебе путь. А ты споришь по мелочам, торгуешься. Нельзя торговаться с матерью-церковью.

Музыка. Всеобщий ропот. Жанна корчится на полу.

Иисус Христос страдал больше тебя, за тебя, и были в страстях господних унижение и несправедливость. А разве он торговался, разве затевал тяжбы на краю неминуемой гибели. Всё, что он просит у тебя через нас, — это покориться суду святой церкви.

Жанна. Это верно. Христос страдал больше меня. Я покоряюсь. (Встает на колени, молитвенно сложив руки.)

Кошон (закрепляя эту маленькую победу). Так ты молишь святую церковь вернуть тебя в лоно её, и покоряешься суду.

Жанна. Да. Молю смиренно мать мою церковь вернуть меня в лоно её и покоряюсь её суду.

Говор.

Кошон. Обещаешь ли ты никогда не браться за оружие?

Жанна (опуская руки). Но ведь работа не доделана.

Кошон. Работу, как ты выражаешься, будут делать другие. Обещаешь никогда не брать в руки оружие?

Жанна. А если мой король будет во мне нуждаться?

Карл (высвечивается). О-ла-ла... Если всё дело во мне, то можете немедленно сказать «да». Я в вас больше не нуждаюсь. (Исчезает.)

Жанна (жалобно). У тебя от королевы есть сын, Карл. А что ты ему оставишь? Крохотный кусочек Франции, обглоданный англичанами. Или в тебе стыда нет?..

Кошон. Обещаешь никогда не брать в руки оружие?

Жанна (снова складывает руки). Конечно. Да.

Говор.

Кошон. Обещаешь ли ты отказаться навсегда от непристойного мужского платья?

Жанна. Одежда — пустяки. Это ведь мои голоса мне велели.

Фискал. Нет, дьявол. Кто, кроме дьявола, мог внушить девушке желание так оскорблять целомудрие!

Жанна (просто и устало). Здравый смысл, мессир. Мне приходилось скакать на коне... вместе с солдатами... для того, чтобы они забыли, что я девушка...

Фискал. Враньё! Разве станет бегать с солдатнёй обыкновенная девушка, если на ней не лежит печать проклятья!

Кошон. Допустим даже, что это платье было тебе полезно в военное время. Но почему теперь ты по-прежнему отказываешься носить одежду, приличную твоему полу?

Жанна испуганно замолкает, потом бормочет.

Жанна. Я не могу.

Кошон. Почему?

Жанна. Я в камере не одна... Со мной два английских солдата. В этой одежде мне легче защищаться.

Снова молчит, потупившись.

Варвик. Так вам... приходилось защищаться с самого начала процесса?

Жанна. Что?

Варвик. Вам приходилось защищаться с самого начала процесса?

Жанна (растерянно повторяет). Процесса... процесса...

Варвик. Почему вы не позвали офицера, он бы вас защитил.

Жанна. Они сказали, если я позову офицера, их повесят...

Кошон. Вернись в лоно твоей матери-церкви, Жанна. Согласись надеть женскую одежду, и отныне тебя будет охранять церковь. Тебе не придётся больше защищаться самой.

Жанна. Не придётся?

Кошон. Обещаю тебе.

Жанна. Тогда я согласна... Конечно же, я согласна.

Разочарованный вздох Фискала. Говор.

Кошон. Ну вот и хорошо. Спасибо, Жанна, что помогла мне. А я, было, испугался, что не могу тебя спасти.

Жанна. Да, да... да...

Кошон. Разрешите, мессир, позвать брата Ладвеню, чтобы он зачитал текст. Я просил его составить акт отречения. К тому же при вынесении приговора мы должны быть в полном составе, коль скоро Жанна возвращается к нам.

Инквизитор. Позовите брата Ладвеню.

Кошон. Сейчас принесут акт отречения, Жанна. Тебе придётся его только подписать.

Жанна. Я не умею писать.

Кошон. Поставишь крестик.

Жанна. Крестик? Крестик... крестик...

Кошон. Брат Ладвеню! Жанна спасена. Она согласилась вернуться в лоно нашей матери-церкви. Прочтите ей акт отречения, она его подпишет.

Ладвеню. Спасибо, Жанна. Я молился за тебя. (Начинает читать. Тихо вступает музыка.) «Я, Жанна, именуемая обычно Девой, признаю себя повинной в грехе гордыни, упорства и лукавства, когда утверждала, что мне было откровение от нашего господа бога, через посредство его ангелов и его присноблаженных святых. Признаю также, что совершила богохульственный акт, нося нескромную одежду, противоречащую благопристойности моего пола и канонам нашей святой матери-церкви, и подстрекала с помощью лукавых козней людей на взаимное истребление. Признаю все эти грехи и отрекаюсь от них. Клянусь на святом Евангелии отказаться отныне от ношения еретической одежды...

Продолжает читать, но его слова не слышны за наплывом музыки.
Пока он читает, по очереди высвечиваются все члены трибунала.
Пантомима. Церемония. Музыка стихает.

...Молю принять меня в лоно церкви и заявляю, что безропотно приму любую кару, которую ей угодно будет наложить на меня, в знак чего ставлю своё имя под этим актом, с которым меня ознакомили».

Кошон (с облегчением). Ну вот, Жанна, матерь-церковь ликует, видя, что ты возвращаешься к ней. Душа твоя спасена, и тело твоё не будет передано в руки палача. (Голос его становится официальным.) По милосердию и мягкости нашей мы присуждаем тебя провести остаток дней твоих в узилище, дабы ты понесла кару за твои заблуждения, дабы могла ты полностью покаяться в часы одинокого созерцания.

Судьи торжественно уходят. Жанна на коленях,
всматривается в низкий луч света из напольного светильника.

Жанна. Монсеньор Михаил-архангел, святая Маргарита, святая Екатерина, почему вы оставили меня? Почему вы не говорите больше со мной? Когда вы вели меня к победе, вы были со мной, а ведь вы ещё больше нужны мне сейчас, когда я в беде. Я отлично знаю, что если Бог всё время ведёт тебя за ручку, это слишком легко, да и в чём бы тогда была наша заслуга? Сначала он вёл меня за руку, потому что я была еще маленькая, а потом он решил, что я уже достаточно большая. А ведь я ещё недостаточно большая, Господи, и во всём, что говорил епископ, трудно было разобраться... Вот с тем противным каноником было легко: мне хотелось ему нагрубить, просто чтобы он разозлился, а епископ говорил так кротко, и столько раз мне казалось, что он прав. Значит, ты, Господи, возжелал этого, а также того, чтобы я испугалась мучений? Значит, это ты захотел, чтобы я осталась жива? (Молчание. Видимо, ждёт ответа. Потом устало подводит итог.) Что ж. Видно, и на этот вопрос придется ответить самой. (Пауза.) В конце концов, может, я просто была гордячкой? В конце концов, может, я сама всё это выдумала? Как, должно быть, хорошо жить, спокойно и мирно исполнять свой долг и не иметь иных забот, а только день за днём влачить своё бренное существование. (Снова пауза. Бормочет.) Должно быть, такие великие дела мне и впрямь не по плечу... (Плачет.)

Входит Варвик. Жанна тут же подбирается.

Варвик. Вы плачете?

Жанна. Нет, ваша светлость.

Жанна посреди сцены на коленях,
Варвик расхаживает за её спиной.

Варвик. А я-то шёл вас поздравить! В конечном счете процесс кончился благополучно. Я очень, очень рад, что вы отделались от костра. От души поздравляю вас. Вопреки вашему низкому происхождению, вы вели себя просто превосходно. Джентльмен всегда готов умереть, когда надо, за свою честь или за своего короля, одни лишь простолюдины дают себя убивать ни за что ни про что. И, кроме того, я от души позабавился, когда вы одержали верх над этим инквизитором. Мрачная личность! Больше всего на свете ненавижу таких вот интеллектуалов! Какие отвратительные животные эти господа аскеты. Вы действительно девственница?

Жанна (устало). Да.

Варвик (со смехом). Ну ясно. Никогда женщина не могла бы говорить так, как говорили вы. Моя невеста, она сейчас в Англии, — очень похожа на вас. Такая же неукротимая! Рассуждает совсем как мальчишка. Вот когда она станет леди Варвик — тогда посмотрим, будет ли она продолжать в том же духе... (Хмыкнув смущённо.) Ну вот и всё. Я непременно хотел нанести вам этот визит. Надеюсь, я вам не помешал? Как теперь ведут себя мои солдаты — надеюсь, прилично? Во всяком случае, всё то время, пока вы будете находиться здесь, незамедлительно сообщайте мне о любой некорректности с их стороны. Я велю вздернуть любого хама. Набрать армию из одних джентльменов мы не в силах, но стремиться к этому обязаны.

Жанна (вскакивает). Ваша светлость!.. Ваша светлость, скажите, было б лучше, если бы меня... сожгли?..

Варвик. Опять вы за своё... Я же вам говорил, что для правительства его величества это одно и то же. А для вас — никому не нужные страдания. Нечто безобразное, поверьте,.. в этом было бы нечто вульгарное, простонародное, отчасти даже глупое. Умереть во что бы то ни стало, лишь бы покорить людей своим мужеством и выкрикивать с вершины костра проклятья? Нет. Я очень рад, что вы отделались от костра. Не говоря уже о моей личной к вам симпатии, костёр, как вам известно, это чудовищные страдания. А страдания всегда были бесполезны... и неизящны. Нет. Не лучше.

Жанна. Моя жизнь, она не такая красивая, как ваша. Тут охота, там — красавица невеста... Что же тогда останется на мою долю, когда я... перестану быть... Жанной?

Варвик. Ну... Особенно сладкой жизни они, конечно, вам не устроят, во всяком случае, на первых порах. Но знаете, Жанна... Со временем всё улаживается. И потом — нужен же какой-то конец.

Жанна. (Начинает очень тихо, постепенно распаляясь.) А я не хочу никакого конца. Я не хочу, чтобы всё уладилось. Я не хочу дожидаться вашего «со временем»! Вы представляете себе Жанну, которая доживет до того времени, когда «всё уладится»?! Жанну раздобревшую, Жанну, завлекающую кавалеров?..

Монсеньор Михаил-архангел! Святая Маргарита, святая Екатерина, вы можете молчать, сколько вам угодно. Я родилась именно в тот день, когда вы со мной заговорили. Я стала жить с той минуты, когда я стала делать то, что вы мне велели! Господи! Ты молчал. Но когда ты молчишь, наверно тогда ты доверяешь нам больше всего и ждешь, чтобы мы всё брали на себя. Беру всё на себя! Я возвращаю тебе Жанну такой, какая она есть и какой останется всегда! Эй, Варвик! Зови сюда своих солдат, зови быстрее! Отказываюсь от отречения! Отказываюсь от женского платья! Эй, англичане, верните мне мой мужской костюм, и когда я надену штаны — зовите сюда попов! Отказываюсь от отречения!..

Музыка, крики: «В костёр еретичку!» Судьи окружают Жанну.
Теперь большой светильник — это костёр. Его вытаскивают вперед, к левой колонне. Фискал с факелом в руках появляется на лестнице. Он выскакивает на авансцену, затем опоясывает факелом снизу левую колонну, «поджигая» костёр. В этот момент светильник, вспыхнувший ярким оранжевым светом, направляют на зал, потом разворачивают. За ним видно Жанну — кулачки сжаты, лицо обращено вверх.

Костёр догорает, в темноте звучит музыкальная тема Жаворонка.
Когда в зале зажигается свет, где-то за сценой вдруг раздается тихий мужской безнадёжный плач.

К о н е ц

Страница спектакля «ЖАВОРОНОК»
О проекте Купить диски Спектакли Фото Медиа Сценарии Воспоминания Дневники Читалка Новости