Ирма Алексеева
«ТЕАТР КУПИТ ВЕНСКИЕ СТУЛЬЯ»
Такую вывеску я увидела как-то на дверях одного театра. Нам
пока венские стулья не по зубам. Но — все впереди...
В Театр-студию на Юго-Западе я пришла в 1980 году. В конце
ноября коллектив отмечал юбилей: свой стопятидесятый спектакль. К тому времени
В. Р. Белякович поставил «Женитьбу» Н. Гоголя, «Старый дом»
А. Казанцева, «Мольер» по пьесе М. Булгакова «Кабала святош», «Старые
грехи» — по сборнику ранних рассказов А. Чехова, «Жаворонок» Ж. Ануя, два водевиля: «Уроки
дочкам» И.Крылова и «Беда от нежного сердца» В. Соллогуба.
В 1980 году театр уже не нуждался в рекламе, у него был свой зритель. Играли
каждый вечер, зал был всегда полон, а на раздачу билетов, тогда бесплатных,
выстраивалась длиннющая очередь.
Мне
бесконечно нравилась и нравится принципиальная, жизнеутверждающая позиция
театра. Мне нравится оптимизм, праздничность, театральность юго-западных
постановок. Элементы фарса в полном драматизма действии. Смех, раздающийся на
самых серьезных спектаклях. И вместе с тем — напряженная страстность действия,
особая емкость и сжатость театрального времени, одновременное использование
различных и при этом взаимопроникающих моделей изображаемого мира,
многоплановость и интеллектуализм. Короче, я принадлежала и принадлежу к числу
верных почитателей ТЕАТРА.
Приходила
я в театр часто, раза два в неделю, и скоро примелькалась. Труппа тогда была
маленькой, человек двадцать с небольшим, в нее входил также постоянный
звукорежиссер А. Лопухов. Техперсонала не было никакого.
Я
предложила Валерию Романовичу свою помощь в качестве костюмера. Когда для
театра печаталась очередная афиша, в ней стояло: зав. костюмерным цехом И. Алексеева. Так состоялось
назначение на должность.
Творческий
стиль театра вполне сложился уже к 1980 году.
Во
всей полноте и жанровом разнообразии был опробован театром и принят зрителями
художественный метод, который восходит к народному театру с его обобщенным
видением мира и подчеркиванием типического, характерного. Декорации на наших
спектаклях практически отсутствуют. Обстановка действия очерчена одним-двумя
штрихами. Атрибутика намеренно и ненамеренно бедна. Ведь небольшой коллектив
театра осуществляет постановку от начала и до конца сам. Так простота и
экономность в использовании выразительных средств становятся принципом театра.
Надо доверять воображению зрителя, нагромождение аксессуаров только отвлекает
его внимание от главного, от наиболее важного. Зритель сам творит контекст
вокруг одной едва намеченной черты. Это очень эффективный прием, ведь то, что
придумываем мы сами, нас, как правило, удовлетворяет. На помощь нашей фантазии
приходит образная память, все увиденные картины, все прочитанные книги; нужен
лишь намек, чтобы воссоздать живое, полнокровное изображение.
На пустой сцене разыгрывается действие «Мольера» и
«Трактирщицы», «Владимира III
степени» и «Ревизора», «Дракона» и «Водевилей». Трудно назвать декорацией пять
колонн в «Гамлете», подвешенных под углом двумя рядами — намек на уходящую в
перспективу колоннаду Эльсинорского дворца, или стол, у которого собираются
гоголевские игроки. Приметы времени и места действия отсутствуют. Именно
поэтому костюм берет на себя основную смысловую нагрузку: его задача — не
только дать внешнюю характеристику персонажа, но и определить историческую
среду в соответствии с нашими представлениями о той или иной эпохе. В
«Жаворонке» Ж. Ануя костюмы королевы и Агнессы Сорель, законодательницы
мод своего времени, стилизованы под моду бургундского двора, костюмы в
«Мольере» — под моду эпохи Людовика XIV.
На первых порах актеры шили костюмы сами. В программе к
«Мольеру» стоит: «Костюмы: Н. Бадакова, Г. Галкина». Мне до сих пор
непонятно, как и когда они умудрялись это делать. К примеру, Тамара Кудряшова и
Ольга Авилова. И костюмы сами шили, и учились в вечерних институтах, и
работали, и на сцене играли. И ведь институты у девочек были трудные: Тамара
училась в машиностроительном, а Ольга — в МИРЭА.
Ребята находили время, чтобы создать костюм, но времени
ухаживать за ним не было. То тут то там замечаешь: вот «молния» «поехала», и
юбка, брюки наспех прихвачены булавкой, то чуть ли не на спектакле по шву
разорвался рукав, то брючина на колене светится. Как успеть все? Ведь театр —
это не только выступления, но и уборка, и монтировка спектаклей, и работа «на
свету» или «на музыке».
Каждый раз, когда шла «Женитьба» (а шла она часто, ведь
тогда игралось всего пять спектаклей), Надя Бадакова чинила сюртук Кочкарева,
переделанный из дамского пальто и для легкости освобожденный от подкладки, — он
должен был развеваться при каждом движении актера. Авилов играл (и играет)
Кочкарева так темпераментно, что узкое и довольно ветхое пальто рвалось на
каждом спектакле, и всякий раз Надя садилась за машинку и приводила его в
порядок.
Мы с Г. Поливановой решили сюртук переделать. Распороли
старое, еще крепкое пальто Галиного мужа, распороли сюртук Кочкарева, пересняли
выкройку, чуть расширив в плечах, чтобы новый костюм не рвался. Рукава
пришивали в такси по дороге в театр: только-только успели к спектаклю. Сюртук
получился добротным, но именно эта добротность и не понравилась. Увы, очень трудно что-нибудь менять
в старом спектакле. Позже наш сюртук был заменен на другой.
Костюмы
для спектаклей перекраивались из современной одежды, собранной у жителей
микрорайона, или из личных вещей, женские платья шились из репса. В театре шел
тогда только один спектакль на современную тему. Костюмы для него шили из
«подбора». Только подбирались они не из театрального запасника, — запасов у
театра не было, — а из вещей домашних, своих и родительских. Так, халат, в
котором до сих пор играет в «Старом доме» Л. Уромова, был отдан в театр
мамой режиссера — Клавдией Дмитриевной. Ребята «использовали» занавес с окон
райисполкома: снова на помощь театру пришел отдел культуры Гагаринского
райисполкома.
С
историческим костюмом, костюмом прошлого века актеры, становившиеся на время
костюмерами, справлялись довольно просто: обрезали полы современного пальто, и
получался фрак. Во фраке из драпа цвета маренго выступал похожий на черного
навозного жука Яичница. Мало того, что фрак сделан из зимнего мужского пальто,
Яичница еще и в толщинке. На Анучкине — зеленый фрак из женского демисезонного
пальто, которое подчеркивает «субтильность» женишка. В сюртуке из женского
пальто Кочкарев. Он весь в черном, и только язычком адского пламени выглядывает
из-под пальто алая рубашка. На Жевакине белый парусиновый пиджак наподобие
кителя, черные брюки клеш и тельняшка. В ответ на оскорбление, что у него, мол,
«нога петушья», Жевакин показывал публике ногу, обтянутую носком в белую и
голубую, как на тельняшке, полоску. Это уже история. От прежнего костюма в
«Женитьбе» остались только объемность того или иного костюма и цвет.
В
то далекое, но незабвенное время в «Женитьбе» были на сцене и слуги: девочка,
живущая в доме Агафьи Тихоновны, Дуняшка, и слуга Подколесина Степан. Они были
одеты просто: на Степане косоворотка, а костюм Дуняшки я и не помню, он вовсе
не бросался в глаза. Подколесин вначале появлялся в ночной рубахе до пят и,
едва проснувшись, заводил со Степаном разговор о женитьбе.
Мы
с Г. Поливановой
были первыми в театре костюмерами — не актерами, и первой работой, которую мы
выполняли для театра, был костюм Шута в «Эскориале» и ночная рубаха для
Подколесина. Потом из театра ушел актер. Не найдя равноценной замены, Валерий
Романович перестроил мизансцены, убрал слуг и оставил Подколесину один костюм.
Одна
из самых дорогих для меня постановок — «Дракон». Потому что почти все костюмы
сшили мы сами. По жанру «Дракон» — сказка, и сказочные персонажи: Герой,
Злодей, Красавица и другие — одеты в костюмы, которые никакой конкретной эпохе
не принадлежат. Это — вневременной костюм, как говорят у нас в театре. Мужчины
одеты в распашные жакеты с короткими рукавами, узкие брюки заправлены в сапоги.
Женщины — в длинных платьях, рукава узкие внизу с буфами у плеч. Город живет
под властью Дракона, безрадостно, скучно. Как говорят сами жители, в городе
никогда ничего не происходит, а к Дракону все привыкли. Цвета их одежд темные:
серые, коричневые, синие, черные. Да и Дракон в трех своих воплощениях
одевается так же скучно: в плащ-пальто серого цвета, а самая воинственная
голова — в плащ-хаки полувоенного образца. Горожане одеты в костюмы из грубой
материи. Первый жакет — на Садовника — мы сшили из солдатской шинели. Ткани на
пошив других жакетов не было, и мы с Валерием Романовичем поехали на Киевский
вокзал в комиссионный магазин, где висели уцененные пальто по
пятнадцать-двадцать рублей. Из купленных пальто были сшиты жакеты на
Бургомистра и Генриха. Прочие мужские костюмы перешивались из пальто,
подаренных нам зрителями. Платье на Эльзу, как всегда, — из репсового занавеса
Для
постановки «Мольера» исторические костюмы были закуплены у Театра им.
Маяковского (деньги перечислил отдел культуры). Мы стремились к максимальному
приближению к исторической правде. Разукрашенный золотым галуном бархатный
камзол сами мы бы сшить не смогли. У нас не было ни денег, ни материалов, ни,
признаться, умения.
Впоследствии
мы не раз прибегали к приобретению костюмов путем перечисления денег с баланса
на баланс. Так мы получили обширный комплект костюмов от Театра им. Моссовета,
в частности костюмы из «Маскарада», которые сослужили нам хорошую службу при
постановке «Ревизора». Теперь в костюме Мордвинова играет один из наших
актеров. Благодаря костюмам из Театра им. Моссовета нам удалось переодеть
гоголевских игроков. Современные мужские костюмы пригодились для «Старых
грехов» и «Носорогов».
Однако
до 1986 года, то есть до начала социального эксперимента и перехода нашего
театра на хозрасчет, бедность чувствовалась во всем. Зрители очень хорошо
понимали наше положение и приходили на помощь. Из бабушкиных сундуков
вынимались фраки, сшитые парижскими портными, платья в стиле модерн (одно из
них «играет» в «Трех цилиндрах» — мадам Ольга), кружева, золотое шитье; театру
дарили мебель, швейные машинки и даже деньги. У нас существовала практика
«целевых» спектаклей, которые давались, чтобы отблагодарить дарителей. Помню,
чтобы получить военную форму, был дан целевой спектакль для военного училища.
Пропуском в театр служил сверток с одеждой.
Костюмы
переходили из одного спектакля в другой. В «Беде от нежного сердца»
Мишель-парикмахер вначале был одет в бархатный полосатый фрак вполне
пристойного вида. Потом фрак понадобился для Глова-младшего («Игроки»), Мишелю
пришлось шить новый костюм. Было решено одеть его в униформу клоуна — лоскутный
(тоже от бедности) асимметричный комбинезон. В доме Дарьи Семеновны роль у
Мишеля нелепая, и сам он с придурью: ни с того ни с сего вдруг в обморок
шлепнется, а то зашагает как на параде. Эти выходки героя публика всегда
встречала смехом, а как переодели его клоуном, смех прекратился: для клоуна
Мишель ведет себя вполне естественно.
То,
что произошло с Мишелем, нас многому научило. Я подмечала и раньше как типичную
для постановок Валерия Романовича черту — одновременное использование различных
приемов: вместе с гротескным персонажем на сцене появляется и совершенно
реальный герой. Наиболее характерен в этом отношении первый вариант все той же
«Женитьбы». На сцене протекает действо — невозможные смотрины, фигуры женихов
подчеркнуто карикатурны, и рядом с ними — такие настоящие, такие обыкновенные
Степан и Дуняша. Вот они, обнявшись, проходят мимо застывших женихов. Два мира
— фантастический и реальный — сосуществуют на сцене и в своем контрасте еще
сильнее воздействуют на зрителя... Так и в костюме: чем проще и обычнее одежда,
тем большее впечатление производит фарсовое преувеличение, тем неожиданнее
буффонада. Поэтому, когда мы немного разбогатели и у нас появились цветные
фраки, Валерий Романович снял с женихов их шутовские одеяния. А в «Водевилях»
он уравнял Мишеля с другими героями: чтобы явственнее обозначить стиль
постановки, решенной в духе русского народного балагана, персонажи были
переодеты в смешные костюмы, однако и тут клоунские детали распределялись
весьма умеренно.
Несмотря
на то что отдел культуры нам всегда оказывал посильную помощь, существовать
безбедно на чужой счет мы не могли. У нас в театре не было никаких тканей.
Потому, должно быть, как только мы перешли на хозрасчет и открыли собственный
лицевой счет, то тут же купили на тысячу семьсот рублей несколько отрезов
шерсти, бархата, фланели, трикотажа. Чтобы сшить костюм, мы теперь вынимаем
ткани из собственного шкафа. Таким образом, нам удалось обновить некоторые
костюмы в «Драконе», «Жаворонке», «Старом доме». Т. Кравцова и А. Гаврюшина обшили Н. Бадакову в спектакле «С днем
рождения, Ванда Джун!». К сожалению, на этом исчерпался наш запас тканей на
женские платья.
Когда
Валерий Романович начинает ставить новый спектакль, в первые дни он приглашает
на репетиции весь костюмерный цех, чтобы подобрать костюмы и определить, что и
как придется делать. Актеры предпочитают ходить на репетицию в костюмах,
отталкиваясь в работе над ролью от внешнего облика персонажа. Спектакль
ставится быстро, за одну-две недели, и в это время нам надо успеть с костюмами.
Конечно, случается, что работа с костюмами в новом спектакле продолжается и
после сдачи спектакля. Так было с «Трактирщицей». Веселый музыкальный
спектакль, грациозные танцы, забавные маски — в городе карнавал, но костюмам не
хватало праздничности, красочности, ведь «Трактирщица» — один из последних
спектаклей, и костюмы подбирались из остатков нашего и всегда-то небогатого
запаса исторических костюмов. Пришлось поехать на киностудию им. Горького и там
подобрать костюмы для кавалера и маркиза. Спектакль постепенно
«разукрашивался», жалкую обувку сменили яркие высокие кроссовки — праздничное
представление дают переодетые в карнавальные костюмы современные молодые люди.
Были перешиты женские платья, по стилю они напоминают платье Коломбины, сама
трактирщица в пунцовом платье — цвет сразу же выделяет ее из толпы. А потом
купили парики для спектакля... Но и сейчас работа продолжается.
Что
же приходится делать костюмерному цеху? Основная наша задача — это подготовка
спектаклей, восстановление костюмов в старых спектаклях и крупный ремонт.
Мелким ремонтом своих костюмов по-прежнему занимаются сами актеры. На них лежит
и обязанность содержать свои костюмы в порядке, вовремя стирать и отдавать в
чистку. Цех достает ткани, занимается покупкой костюмов или переводом с баланса
на баланс, перекрашиванием ткани и платьев (красим сами и в специальных
мастерских) и созданием новых костюмов. Придумываем костюм все вместе, а если
возникают трудности, обращаемся за советом к нашим актрисам И. Бочоришвили и Л. Уромовой, закончившим
архитектурный институт, или к бутафору А. Чмелеву.
В
костюмерном цехе собрались одни непрофессионалы. Я, правда, учась в
университете, закончила двухгодичные курсы кройки и шитья, но до театра шила
мало; Наташа Овчинникова и Маша Буслаева пришли в театр со школьной скамьи;
Галя и Таня Татариновы до театра учились истории и экономике, Таня Кравцова
работала программистом. Цех рос постепенно, в таком составе он существует
примерно с 1983 года. Недавно мы получили подкрепление: пройдя конкурсный
отбор, к нам пришли Аня Киселева и Маша Шатерникова — тоже сразу после школы.
Кстати, конкурсный отбор к нам примерно такой же, как в театральный институт:
претендент должен рассказать стихи, прозу, басню и, конечно, должен
понравиться.
Ветераны
театра сестры Татариновы пришли в театр, когда в очередной раз обновлялись
костюмы к спектаклю «Театр Аллы Пугачевой». Необходимость в обновлении костюмов
к этому спектаклю возникает постоянно, так как наша любимая певица постоянно
меняется. Девочки накинулись на работу, как на лакомство. Они сшили рубашки для
трех гитаристов и ударника — ансамбля «Маскарад», сопровождающего Аллу Пугачеву
(Тамара Кудряшова). Потом взялись за костюм певицы и сделали Тамаре новое
платье, в котором она выступает и сейчас. Изменялась мода, возникала
необходимость в обновлении костюмов, и Татариновы, М. Буслаева и Н. Овчинникова тут же хватались
переделывать костюмы, хотя к тому времени все они были заняты в театре не
только как костюмеры: Наташа стала художником по свету, Татариновы и Буслаева
играли в нескольких спектаклях, у Гали была уже главная роль в «Русских людях».
Теперь
о самом главном. Всех нас в театре объединяет любовь к нашему делу, к нашему
театру. Мы — единомышленники. Театр несет людям радость волшебного искусства.
Особенно наш театр.