СТАНОВЛЕНИЕ

В театре, как под крыльями наседки-мамы, находят приют и таланты, и деятельные поклонники.

Если не удалось или опоздал выйти Гамлетом на сцену, можно шлифовать другую грань своего дарования и явиться миру в образе мэтра, допустим, костюмерного цеха. Об этих мастерах знают все в театре и дорожат ими, потому что будь ты хоть семи пядей, но без фрака ты не Хлестаков, а «просто черт знает что такое». Зрители мечут горящие взоры на актеров, гремят крики и аплодисменты, а в небольшом, продуваемом ветрами (не всегда искусства) помещении с отдельным входом, завешанном, заставленном, труженицы невидимого фронта яростно ворочают полиэтиленовые мешки и тюки с такой пестрядью, какую встретишь разве что в описаниях ярмарки прошлого века. Сваленные в кучу тюки, мешки, костюмы, горы обуви означают одно: Валерий Романович приступает к репетиции нового спектакля. Актеров надо одеть и обуть. Во что? Ответ на этот вопрос рождается в муках, что сродни творческим. Снятые с плеч родных и близких, добытые из бабушкиных сундуков, списанные в других театрах костюмы прямого отношения к нашему спектаклю не имеют. Но вот из пальто можно сделать безрукавку. А если у этого платья обрезать рюшки, вытащить из серого мешка белый крепдешиновый шарф и насборить его вокруг ворота и у запястья, то, пожалуй, вполне похоже на Возрождение. Да, не забыть спороть золотую тесьму с зеленых чиновничьих штанов. Она очень украсит лиф платья героини.

Но что, боже мой, делать с ее сценическим соблазнителем? Зеленый бархатный камзол с золотым галуном, огромными обшлагами ни на что не похож. Нужно нечто изящное, романтическое и зеленого цвета. Камзол трещит по швам под энергичной рукой костюмера, галуны падают в мешок к себе подобным. Извлекается золотая нить. И вот уже она ложится, поблескивая, в густоту зеленого бархата. Герой набрасывает на плечи сшитую из новенького полотна рубашку в стиле требуемого времени. («Повезло!» — завистливо шепчут собратья по сцене, щупая материал. Он действительно новый.) Образ влюбленного почти готов. Он еще не сказал ни слова, но ясно, чего вправе ждать зритель от этого приодетого молодца.

Зрительские места тонут под грузом сваленных фраков, мундиров, шинелей, пыльников, платьев из бархата, тафты, атласа. Из них, из этих поношенных, заигранных одежд, напрягая фантазию, костюмеры создают поистине чудеса превращений, заставляющие зрителей поражаться художественной стороне оформления спектаклей.

Шьется все быстро, шьется денно и нощно. Болят исколотые иглой руки и краснеют глаза от напряжения.

Самое милое дело в момент затопляющей нутро усталости бросить все и сесть с товарищами по портняжному счастью выпить чаю, да еще хорошо б с конфеткой. Впрочем, с сахаром тоже неплохо. Блаженство это коротко, но дорого. Потом опять пулеметная строчка электрической машинки, мелькание иглы в руках, нитки, куски материи на полу, столе. Надо быстро, надо к сроку.

Мы все до изумления разные, но театр — наш дом. В нем нашлось место для каждого из нас. Нам очень важно чувствовать, что и нашими руками жив этот дом.