Бывают времена, когда шекспировский Гамлет кажется более мифом, чем застывшим текстом, более традицией, чем пьесой. Ни один из критиков не определил удовлетворительно центральный характер по той причине, что эта роль является вакансией, пространством, в которое талантливый актер помещает свою индивидуальность. Большинство из нас могут дать точную и хорошо узнаваемую психологическую характеристику Макбета, Лира или Отелло, но Гамлет без индивидуальности актера безлик, непонятен и выделяется среди прочих лишь своим суровым черным одеянием и нерешительной поэтической речью.

В Эдинбурге Московский театр-студия на Юго-Западе представляет постановку на русском языке пьесы, которую трактует как вымышленную историю, похожую скорее на сновидение, чем на реалистическое повествование. Начинают фанфары из «Короля Артура» Рика Уейксмена, и актерский состав выходит в церемониальном блеске из темноты. Эта торжественность в сочетании с гипнотическим пульсом рок-музыки придает действию мифический характер.

Этот «Гамлет» — нечто среднее между Эдипом и «Иисусом Христом — суперзвездой» — античная легенда с современным чувством страха, исходящим из старой мелодрамы. Сам Гамлет — сильный, решительный и опасный, красивый наследник, чье доверие предано и который в этом дерзком и удачном спектакле уходит со сцены в момент смерти, содрогаясь от отвращения к миру политики и власти.

Призрак довлеет над ним, как ночной кошмар. После свидания с ним Гамлет, пригнувшись, крадется по краю сцены — нежный молодой человек, который только что был грубо выведен из идеалистического неведения юности. Его выдуманное безумие не истерично — оно окутано холодной яростью утраченных иллюзий. Как часто бывает, и здесь Гамлет говорит от лица всех «рассерженных молодых людей» в истории человечества.

Затемненная сцена освещена только направленными пучками света, сквозь которые проходят персонажи мрачного Эльсинора.

Прислонясь к динамикам у края сцены, Гамлет (Виктор Авилов — высокий, с длинными гладкими волосами, продолговатым лицом с выступающими скулами и резко очерченным носом) наблюдает за движением с сардонической неприязнью.

Офелия (Надежда Бадакова) сходит с ума не с песенкой, а с отчаянными криками безумия.

Театр-студия на Юго-Западе из Москвы представляет не официальную советскую делегацию, а выступает во фриндже, где на сцене мюзик-холла показывает свой захватывающий спектакль, длящийся три часа.

Директор Валерий Белякович (прекрасный исполнитель роли Клавдия) дает изумительную трактовку пьесы, в которой исчезает один из могильщиков, а единственная смерть на сцене — смерть Полония.

Гамлет умирает стоя, и если ангелы поют ему последнюю песню, то их хор нестроен. Спектакль сопровождается музыкальными отрывками, усиленными динамиком и часто — дискоритмами. А какая завершающая последовательность! Сцена поединка — сумасшедшая, ошеломляющая — отступает от английской актерской школы фехтования, а в финале спектакля великолепно имитируется рев пушек, возвещающий о приближении армии Фортинбраса.

Постановка, обманчивая в своей кажущейся простоте; лучи света выхватывают из темноты актеров, говорящих друг с другом сквозь пустоту. И постоянно внимание сосредоточено на грустной фигуре Авилова — актера магнетической силы.

Большой потерей является отсутствие синхронного перевода текста пьесы (перевод на русский Б. Пастернака). Хотя на официальном фестивале спектакли переводились синхронно. Но те, кто хорошо знает пьесу, не испытывают трудностей, так действие заполняет пустоту.

Московский «Гамлет» — один из театральных триумфов этого фестиваля.

...Московский Театр-студия на Юго-Западе. Связанные с ним большие ожидания... «Трактирщица» Карло Гольдони, этот типичный образчик начального периода европейского театра, стояла в программе.

Московские актеры предложили внешне забавную и блестящую обработку знаменитой пьесы Гольдони. История прекрасной хозяйки Мирандолины, которая кружит головы троим мужчинам, а потом выходит замуж за четвертого, вписана в пестрый карнавальный хоровод. Голос Адриано Челентано звучит по динамику, бумажные ленты серпантина скользят со сцены в зрительный зал, несчастные влюбленные прячут лица за гиперболическими масками. Красота женщин, танцевальный темперамент, к тому же яркие костюмы и актерская дисциплина: все блестящее, изящное, поэтическое и вольное — не исключают единодушного понимания актерами социального содержания этой пьесы. Не было никакого китча — чего всегда боишься перед лицом классического текста; ничто не было надстроено, утрировано или мучительным образом передернуто. И поистине потрясает концепция режиссера, который без реквизита и кулис создал полноту действия. Мы можем смеяться, мы должны задуматься и снова впервые осознать Карло Гольдони — и это театр делает с нами, хотя мы и слова не знаем по-русски, и к нашим услугам нет синхронного перевода.